С ужасным грохотом ползет раскореженный поток, взрываемый продольными, диагональными и поперечными трещинами, сливаясь по дороге с ледяными притоками в колоссальную древовидную стремнину, — двухъярусную, многоярусную, — там уже все непредсказуемо. Случается, что одна ветвь такого ледника наступает, тогда как другая отступает неспешно. И разные другие чудеса. Например, из трещин начинают хлобыстать фонтаны.
Похожее ледяное плато — пока что устойчивое снаружи и бушующее внутри, с буграми и грядами, полями фирна, сетью трещин и разломов, — лежало перед нами. В его объемах слышался то неясный гул, то беспрерывный треск, то как все равно колокольчики звенят. И тут же где-то вдалеке взметались к небу столбы ледяной пыли, и раздавалось подозрительное громыхание.
Доктор Иглесиас-Родригес — глядя бездонными глазами махи с полотен Гойи на то, как Даша Пархоменко, которая только что в поисках нехоженых дорог забурилась куда-то вбок, застряла среди камней и жалобно взывала: «Help! Somebody, help», и вот опять летит, скользя по ледяной корке, сам DJ Спуки ей не брат, — возроптала:
— Andrey, it is not a good idea to go to the glacier!
Дескать, куда ты прешь, черт бородатый, не видишь — люди сплошь неподготовленные, того гляди, загремят в расщелину.
Так наше корабельное содружество, можно сказать, нерушимый монолит, взойдя на Галли-брин, раскололось надвое: люди бывалые, те, кому коварство ледников знакомо не понаслышке, наотрез отказались бороздить его буераки, ухабы и рытвины.
Порой эти трещины метров по двадцать-тридцать глубиной, а то и пятьдесят, и поглубже, перекрываются рыхлыми снежными мостами, поэтому ходить по леднику в одиночку, а не в связке, поддержала доктора биологии альпинистка Нина Хорстман, жутко опасно. Можно ухнуться — ой-ой-ой.
«Север не любит слабых», часто говаривал Волков (после чего обязательно случалось какое-нибудь кошмарное происшествие, вплоть до угрозы кораблекрушения, нам даже пришлось обратиться к нему с воззванием прекратить талдычить эту присказку), а ледники не любят легкомысленных.
В конце позапрошлого века один швейцарец, проходя по Гриндельвальдскому леднику, упал в трещину, проскользил чуть не две сотни метров, но каким-то чудом уцелел. В кромешной тьме он стал искать выход из лабиринта и, продвигаясь на ощупь вдоль туннеля, обнаружил его! Подледные коридоры обычно заканчиваются у края ледника в едином сводчатом гроте, откуда из самых недр ледяных низвергаются талые воды — истоки ледниковых рек.
Я предпочла бы последовать за Андреем, я вижу людей и чую: его интуиции можно доверять. Но Волков не покинул альпинистов и естествоиспытателей, которые в силу своего жизненного опыта замешкались у ледяного порога, он встал возле них с карабином, охраняя от белых медведей, словно Прометей прикованный — ни туда, ни сюда. Блестело необъятное ледяное зеркало, оглашенное лебединым ячаньем Волкова, жалобно умолявшего тех, кому все по барабану, не разбегаться и не исчезать в полосе неразличимости.
— Андрей, а можно есть снег? — издалека кричал ему Пол.
— Можно, — отвечал Волков. — Но только не ешь желтый снег. Мой друг из Великобритании учил меня: Андрей, никогда не ешь желтый снег.
— А почему?
— Туда кто-то пописал!
Мэтт Кларк вдохновенно приступил к съемке ледника для выставки «High Arctic» в Лондонском Национальном Морском музее. Словно под микроскопом, чувствительная камера Мэтта исследовала структуру льда и его неожиданную палитру, вморозившую в себя небесные оттенки: вдруг в объективе заиграл лимонный да светло-осиновый, от изумрудного, через брусничный, клюквенный до беспросветно черного!..
И совершенно другими глазами смотрела на это сокровище мира, богатейшую кладовую Земли, где бережно хранится самая чистая вода, обладательница волшебных ботинок Джой Гийемо, молодой, но очень серьезный и вдумчивый наблюдатель Всемирной организации здравоохранения, которая буквально не вылезает из командировок в «горячие» точки нашей планеты — в прямом смысле этого слова, поскольку Джой посылают в жаркие страны собирать сведения о природных катастрофах.