В нем лежал древесный уголь канадского клена. В один из дней в бухте Кунг-фьорд на сияющей песчаной отмели Бет встретила огромную глыбу льда — стамуху. Та величественно и терпеливо ожидала морского прилива, чтобы с первыми волнами отправиться в плавание по океану.
Пробил час мешочка. Бет вытащила его из-за пазухи и долго стояла — выкладывала угольками на поверхности льдины слово NOMAD, что означает «кочевник». Она так углубилась в это занятие, что и не заметила бы, если б «Ноордерлихт» поднял якорь и умчался на всех парусах.
Негаданно обретя Имя, стамуха-вековуха, избранная и отмеченная тайнописью Бет, качнулась на волне, медленно оторвалась от земли и поплыла.
Бет глядела вслед ледяному кочевнику, окруженному множеством безымянных льдин, и представляла себе его путь — мимо Земли короля Карла, в глубь Полярного моря. Может, он станет на время пристанищем тюленя или уставшего медведя, который плывет уж вторую неделю, исхудал, едва живой, а все нет и нет льдины, где он мог бы преклонить голову, выспаться и подзакусить пойманной рыбой.
Однако, скорее всего, льдину Бет ждала судьба нынешнего арктического льда — той же осенью истаять под лучами солнца, бесследно раствориться в океане, а не стать вечным странником и кочевником, как это было сотни тысяч лет.
Прямо не верилось, что еще недавно жизнь здесь шла своим чередом: поздней осенью заливы покрывались фиордовым льдом и береговым припаем. От столкновения ледяных полей громоздились торосы. Покрытые кристаллами соли, еще неокрепшие, молодые, пускались в странствие по океану, ложились в дрейф колючие «солончаки», бугорчатые и ядреные стамухи, зеркальные или заснеженные «блинчатые» льдины. А также торжественные айсберги — колоссы пресноводного льда, отколовшиеся от береговых ледников.
И все это сияло сверх всякой меры, играло и переливалось — от серебристого и млечного через лазурь и голубизну до кубовой, сапфировой, я не знаю — яхонтовой синевы! В языке эскимосов существует двести эпитетов для обозначения снежного и ледяного цвета. В русском их три-четыре, как нам этого хватает? В английском и вовсе один: white! Я не имею в виду цвет светлого воздуха или отсвет снежной белизны. Без особых метафор.
И эти многомерные льды, дремучие, тяжелые, на первый взгляд недружелюбные, служили надежной опорой и фундаментом, первоосновой всему, что тут движется и существует. Скажем, редкая белая чайка, занесенная в Красную книгу, объект исследования и вожделения орнитолога Волкова, — белая-белая, белее на белом свете не сыскать, лишь на крыле во время заката сверкнет неуловимый розовый отлив. Ее так и зовут «любительница льдов цвета слоновой кости» — она никогда не садится на воду, а только на краешек льдин и с высоты своего положения охотится на проплывающих мимо рыб. Белые чайки непоколебимо верны местам гнездования, а если нет льда — колония исчезает.
Кого ни возьми — хоть кольчатых нерп, хоть моржа или морского зайца-лахтака, — для здешней живности морской лед — это отчий дом, доступ к воде и еде, заслуженный отдых, спасение от хищников, душевное тепло, семья, приплод и родительские заботы.
И местные «лапландцы в кухлянках», как Миша уважительно именует северные народы, промысловики и охотники, своим укладом опирались на родимые арктические льды, свободно до весны передвигаясь по скованному льдом океану на упряжке собак, на оленях, на лыжах.
Лед в Арктике — это их всё.
И вдруг, считай, за последние десять лет, арктическая вселенная неузнаваемо преобразилась. Началось великое таяние льдов. Арктические берега покрыты свежими ледниковыми шрамами, на каждом шагу мы обнаруживали туманные русла недавно отступивших глетчеров. Кингсбей теперь не замерзает зимой, как раньше. Та же история в Гренландии, на Аляске, в Канаде, на севере России. Впервые за 125 тысяч лет Арктика растаяла до такой степени, что в июле можно доплыть до Северного полюса на обычном корабле! Жители вместо саней пользуются лодками.