— За десять лет, проведенных в этих палестинах, — царственным жестом Тишков охватил изрезанные берега Западного Шпицбергена и прилегающих к нему островов, — лондонский проныра унюхал тут поразительное разнообразие полезных ископаемых, залежи драгоценных камней и малахитов, и ястребиным оком ясно различил в ближайших шельфах приметы нефтяных запасов, значительно превышавших запасы Саудовской Аравии…
А может, и то, и это, или ни это и ни то, я не знаю. Арктика — чистое бытие воображения, уходящее в бесконечность пространство. Ее освоение — летопись заблуждений, поразительных и безумных, как история алхимии или газ флогистон. Мятущиеся души, которые устремлялись на ее зов, неизбежно попадали в расщелину между реальностью и иллюзией, нирваной и сан-сарой. Поскольку все здесь — за пределами ординарной психологии.
Еще не так давно люди терялись в догадках: это материк вообще или что? Или там сплошной лед, и только острые черные скалы торчат из воды? Или под толщей льда все-таки присутствует земная твердь? Не каждому в руки попадались ведические гимны древней Индии, в которых можно встретить все на свете, в том числе и описание арктической природы.
В детстве мне казалось, что Северный полюс — маковка Земли, на которой в безграничной ледяной пустыне растет огромная ель, вершиной уносящаяся в космос, мировое дерево, украшенное сверкающими игрушками и гирляндами, а навершием ему служит настоящая Полярная звезда.
И это недалеко от истины, ведь Северный полюс — точка, где ось вращения планеты пересекает земную поверхность. Пересекает и продолжается неведомо до каких пределов. Скорее всего, она связывает нас с беспредельностью, рождая миражи и галлюцинации, разбросанные в просторе Ледовитого океана, подобно Земле Санникова и Земле Гиллиса, призрачным островам, порою столь ощутимо проступающим на горизонте, что одни мореплаватели уверенно заносили их на карты, а другим оставалось только ждать, пока эти привидения оформятся в устойчивые образы.
Глава 14
Дорога лебедей
Греза о расширяющемся пространстве влекла древних викингов в те края, где бог Тор ударял огромным молотом по ледяной наковальне, высекая искры северного сияния. Североморский путь звали они «Дорогой лебедей», имея в виду белизну полярных птиц и айсбергов. На веслах и парусе шли сквозь штормы, плавучие льды, мрак, туман и холод, не имея ни компаса, ни градштока, чтобы под звездами лицом к лицу найти силу вещей, неисчерпаемость их бытия.
Поморские предания о Груманте, Новой Земле, острове Эдж полны описаний знамений, таинственных и чудесных событий. Будто углубляешься в безграничный мир, отправляясь в паломничество по Студеному океану, говорил Иван Старостин, тридцать две зимы отзимовавший на Шпицбергене в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого века.
В одной из древних поморских книг читаем:
«Уже честная седина пала в бороду Гостева, и тут прямой лоб его исказила поперечная дума: «Берег я прибрал себе самый удаленный, путь туда грубый и долгий. Не сыскать ли промысел поближе, чтобы дорога была покороче…»
В таком смятении ума стоит Гостев у кормила лодейного: «Кому надобны неиссчетные версты моих путеплаваний? Кто сочтет морской путь и морской труд?»
…Перед глазами бескрайнее море, волны рядами-грядами. И видит Гостев: у середовой мачты стоит огнезрачная девица… Она что-то считает вслух и счет списывает в золотую книгу.
— Кто ты, о госпожа? — ужаснулся Гостев. — Что ты считаешь и что пишешь?
— Я премудрость божья, София Новгородская. Я считаю версты твоего морского хода. О кормщик! Всякая верста твоих походов счислена, и все пути твоих лодей исчислены и списаны в книгу жизни…
— Ежели так, о госпожа, — воскликнул Гостев, — то и дальше дальних берегов пойду и пути лодей моих удвою!»
Когда скудный северный свет незаметно сменялся ночной тьмой, тот, кого Стивенсон называл Невидимым Спутником, вел затерянных в Студеном океане через голубые вечности над вечными холмами, открывая неожиданную тропу и цепочку новых пересечений, играя с нашей магией и нашей геометрией, как будто проникновение в Арктику было безмерной нуждой в сердце миров, и там, дальше, в галактиках, заманивая неизвестным, которое не откроет себя, пока мы цепляемся за известное.