Выяснилось, что он прилетел в Париж из Берлина, где познакомился в аэропорту с невероятной блондинкой. Она, по слухам, могла быть следующей девушкой Бонда, и ей же предсказывали съемки в фильме о Бэтмене. То есть она была именно такой блондинкой. В самолете Феррис летел бизнес-классом, а она в экономе, и в результате он весь полет носил ей шампанское и орешки. В конце концов он выяснил, что красотка со своими подругами-моделями остановится в Париже, всего через два дома от собора его брата! Какая удача! Так что на эту вечеринку Феррис пригласил ее и ее подруг – латвийских моделей. И они завладели всеобщим вниманием. Мне же при данных обстоятельствах совсем не нужно было переживать о своем прыщике… или о чем-либо еще.
«Благодарение господу, что Феррис всегда знает, где раздобыть красивых женщин», – сказал мне один парень, не имея в виду, что я одна из них.
Но, несмотря на мою зацикленность на Феррисе, я, конечно же, заметила, сколько на нашем ужине собралось привлекательных, веселых и одиноких мужчин. Зерна многих моих приключений, случившихся со мной в последующие годы, были посеяны на том вечере. Но тогда я все еще не понимала, что совсем немногие из этих парней были для меня доступны.
Они все были эдакими Питерами Пэнами, и, так как я и сама себе – Питер Пэн, я этого не замечала. Спустя годы многие из них в итоге произносили передо мной речь, которая сводилась к тому, что я «не из тех, с кем можно шутить». Что кого-то вроде меня не будешь целовать, если не хочешь жениться. И данный «комплимент» не раз пугал меня до чертиков.
Тот вечер мы провели просто прекрасно. Мы танцевали, я познакомилась с прекрасными женщинами и флиртовала с очаровательными мужчинами. В то время как большинство моих друзей дома влюблялись в «женатых», здесь веселилась компания из 30-летних одиночек, которые любили свое одиночество. Их карьеры набирали обороты, и они наслаждались недоступными им в 20 лет деньгами и свободой, которую каждый из них защищал словно мать-медведица своего медвежонка. Зайдя в бар, каждый член этой компании сразу же знакомился с множеством людей, и все они танцевали с ночи до самого утра. Мы завладевали вниманием, куда бы ни входили. Я мечтала о Феррисе, но попутно проводила время на самой крутой вечеринке в жизни.
Мы с Эммой и Салли пробирались сквозь парижскую ночь в Американский кафедральный собор. Столы внутри помещения ломились от еды, играла музыка, девушки щеголяли в роскошных платьях, а молодые люди в смокингах, бархатных жилетах и нарядах от Givenchy.
На вечеринке присутствовали члены парижской алжирской мафии, которые дали свой номер Феррису «на случай, если произойдет какое-нибудь дерьмо» (никакого дерьма не случилось, но этот номер открыл нам доступ к множеству крутейших столиков в лучших парижских клубах). Там были парни, руководившие финансовыми делами целых стран, художники из журнала New Yorker и молодой англичанин, который проведет следующие восемь лет в Ираке и Афганистане как правая рука Дэвида Петрэуса. За свой последний месяц жизни в городе Феррис познакомился с десятками парижан, и они тоже пришли на праздник, собравший гостей из США и разных уголков Европы.
Посреди гостиной возвышалась кованая железная лестница, которая уходила высоко наверх, на колокольню собора. Эта лестница походила на Эйфелеву башню и на весь Париж одновременно. Весь вечер люди стремились подняться по ней все выше и выше, достигая в итоге самого верха башни и пытаясь не свалиться за ограждения от выпитого шампанского.
На Феррисе тогда был голубой вельветовый смокинг, который он с тех пор надевает на каждый Новый год. (Я только что написала ему, попросив подтвердить, что он никогда его не стирает. И получила следующий ответ: «Ежегодный костюм коровы на Хэллоуин – вот что требует стирки, но я и его не стираю. А голубой вельветовый смокинг трогать уж точно ни к чему.