Именно это сейчас и происходит.
– Нет. Где он?
– Не знаю. Если что, он бы позвонил на работу.
– Вы знаете девушку по имени Шерон? – рискнул Рэй.
Секретарша тревожно глянула Виктору в глаза.
– Мистер, мы заняты делом, а вам пора нас покинуть. – Виктор сделал шаг вперед. – Так все‑таки как вас зовут?
Рэй покачал головой:
– Не могу вам сказать. Зато могу сообщить: Шерон говорит, что вчера ночью она отлично провела время с Ричи. Просто отлично. Роскошно. Шикарно и роскошно.
Виктор прекратил жевать. Он не мигая изучал Рэя, его фигуру и позу.
– О чем это вы?
– Ричи знает. Спросите у него.
Виктор покрутил головой, словно смотрел телевизор с плохим изображением. Рэй видел, как его грудная клетка стала быстрее подниматься и опадать, как слегка расширились зрачки: мозг снаряжал своего обладателя к битве.
– И еще одна часть послания, если не возражаете.
– Да?
– Передайте дружку Шерон, что ему не помешало бы подучиться играть в гольф.
Виктор сухо кивнул:
– Ясно.
– Просто скажите ему это.
Рэй одарил секретаршу любезной улыбкой и быстро вышел из трейлера‑офиса, готовый отреагировать на любое движение за спиной. Он открыл дверь пикапа. В зеркале заднего вида появился Виктор, он маячил в окне трейлера, что‑то говорил по рации. Почти сразу же из ближайшего вагончика выскочил мужчина и прыгнул в один из огромных дерьмовозов. Из выхлопной трубы вырвалась мощная струя дизельного дыма, когда он завел мотор. Но Рэя ему не догнать: пикап сорвался с места, перевалил через глубокие колеи и устремился к повороту на шоссе. Зеленый дерьмовоз ринулся за ним, однако Рэй достиг поворота раньше, хотя бампер дерьмовоза и зацепил заднюю панель его красного пикапа, своротив ее на сторону. Рэй кинул машину в просвет и выскользнул на шоссе, чуть не врезавшись в фургон с мороженым, через несколько секунд он уже мчался по дороге, оторвавшись от преследования, но не исчезнув из памяти преследователей.
Он оставил пикап у отцовского дома и пешком пошел к метро, прихватив свою старую пожарную сумку. В это время дня метро – самый быстрый способ добраться до восточной части Манхэттена.
Сидя в раскачивающемся вагоне, он изучал схему метро; и его взгляд невольно задержался там, где некогда стоял Всемирный торговый центр. Он никогда не возвращался туда, никогда не стоял на том месте, предаваясь размышлениям и воспоминаниям. От торжественных церемоний и речей политиков ему становилось не по себе. Груда обломков горела тогда сто дней. Многие пожарные и строители, работавшие там, заболели, надышавшись всякой дрянью – частицами пластика, костной ткани, химическими соединениями, о которых никто раньше и не слыхивал. Не думаю, что я пережил до конца все, что произошло, сказал себе Рэй. Похоже, я просто сбежал. Может, потому, что я чувствовал себя виноватым перед Викхемом. Когда Рэй выписался из больницы, у него в памяти многое спуталось. Он похудел, пересаженную кожу кое‑где пришлось менять, нога все болела. Он уволился из пожарного управления. И посетил сорок шесть похорон, некоторые – вместе с отцом. Он чувствовал себя виноватым, потому что не ходил на службу; в управлении сказали, что работу он себе всегда найдет. Психоаналитики из управления вызывали его к себе шесть раз, давали ему массу всяких распечаток. Его личным психоаналитиком была женщина за пятьдесят с усталыми глазами. Косметикой она не пользовалась.
– Честно говоря, у меня такое чувство, будто я уплываю все дальше и дальше, – признался ей Рэй под конец.
– Почему бы и нет? – заметила она.
– А как же ребята…
– Ребята поймут, – заверила она.