По‑видимому, он оказался там очень нужен. И вот теперь радикалы, перейдя к оборонительным действиям, обложили не только Якоба, но и его семью. И что самое плохое – обоим оттуда не вырваться. Радикальный исламизм – это не та идеология, которую легко отринуть. Попавшему в их сообщество, узнавшему их секреты пути назад нет. Тебя не выпустят. Каким бы невероятным ни казалось подобное сопоставление Фалькону, но это все равно что быть членом мафии.
– Не надо ничего говорить, Хавьер. Что тут скажешь? Мне просто требовалось с кем‑то поделиться, а кроме тебя, у меня никого нет.
– Не хочешь, чтобы я рассказал все Пабло из Национального разведцентра?
– Пабло? А куда делся Хуан? – спросил Якоб. – Такой опытный парень, ветеран…
– Хуана досрочно отправили в отставку на той неделе, – сказал Фалькон. – Он прошляпил Марису, и работа его на севильском взрыве тоже признана неудовлетворительной. Пабло – человек стоящий: сорок два года, имеется опыт в Северной Африке. Верный боец.
– Нет, Хавьер, не надо говорить никому, – сказал Якоб с резким, как удар ножа, взмахом руки. – Стоит сказать – и они за это уцепятся. Так у них мозги устроены, у спецслужб: за ним есть грех – давай‑ка этим воспользуемся! А вот ты не воспользуешься, я это знаю. Почему всегда и выделял тебя из числа прочих. Ты единственный, кто по‑настоящему понимает и всегда будет понимать меня и мое положение.
Внутри у Фалькона что‑то судорожно сжалось, словно он по‑новому стал ощущать груз ответственности. Словно в и без того неподъемный рюкзак подсыпали камней. К ответственности прибавился еще и страх. Теперь ему одному предстоит решать, можно ли доверять Якобу или нельзя. В выборе между собственным сыном и анонимными испанскими разведывательными службами Якоб несомненно примет сторону сына. Он оговорил это с самого начала, и НРЦ принял это как условие.
– Чем я могу облегчить твое положение? – спросил Фалькон.
– Ты настоящий друг, Хавьер. Единственный настоящий друг, который у меня есть, – ответил Якоб. – И только ты можешь помочь мне с моим планом спасения сына.
– Сомневаюсь, чтобы он смог уйти от моджахедов, особенно после того как побывал в одном из их лагерей.
– Мне кажется, единственный способ – это арестовать его перед выполнением задания, – сказал Якоб.
– Узнать о подобном было бы чрезвычайным везением для каждого, кто не является непосредственным участником заговора.
– Вот с этим как раз все обстоит благополучно, Хавьер. А успех будет зависеть от того, насколько ценной для них окажется моя жизнь.
Некоторое время Фалькон и Якоб молча глядели друг на друга, дымок, медленно струясь между пальцев Якоба, поднимался вверх, расплываясь, как облачко, вокруг бритой его головы.
– Так что же? – спросил Якоб.
– Не могу поверить словам, которые ты только что произнес.
– Мы были наивными, Хавьер. Мы были дурацкими идеалистами. И не случайно, что вербовать меня поручили именно тебе. Во всех этих службах имеются люди, умеющие оценивать наличие у человека тех или иных качеств – сильных сторон или определенных слабостей, – нужных для выполнения той или иной задачи. Я не пытаюсь определить, хорошо ли ты умеешь манипулировать людьми и оказывать на них давление, но в том, что в определенных обстоятельствах ты способен насильственным путем вырвать у человека ту или иную информацию или же…
– Или же проявить изворотливость и гибкость, необходимую для достижения соответствующего результата, – подсказал Фалькон.
– НРЦ ты нужен. Они знают твою биографию, знают, что, в отличие от большинства людей, ты сумел преодолеть зашоренность и ограниченность взглядов, что мыслишь ты шире.