Я украдкой оглянулся по сторонам (теперь я это научился делать абсолютно незаметно для окружающих), и заметил позади себя, в двадцати-тридцати метрах серую машину с тонированными стеклами.
Надо сказать, мои преследователи почему-то не были слишком изобретательными. Если они появлялись на машине, а это больше половины случаев, то это была серая или черная тачка. Всегда одно и тоже. Они как будто застопорились на каких-то своих стереотипах и не в силах были проявить фантазию. Сами из себя делали мишень!
Итак, при появлении автомобиля я ныряю в ближайший двор, прячусь за углом и жду. Все просто! Правда, может это просто только для меня, принимая во внимание мой стаж подобных операций.
Если это они, то придут за мной. Если нет, то, как говорится, нашим легче!
Отработанным движением снимаю ствол с предохранителя и готовлюсь пустить его в дело.
Ага, вот и они!
Трое чуваков в черных костюмах с одинаково короткой стрижкой появляются из-за угла. В руках у них пушки.
Привет, ребятишки, а я вас ждал, вот ведь сюрприз!
Я издаю легкий свист и одновременно приседаю, вытягивая руку со стволом перед собой. И, как только первая пуля дробит штукатурку над моей головой, начинаю стрелять.
Зачем я это делаю, зачем жду?
Надо же мне убедиться, что они пришли за мной, всех подряд я не убиваю.
Пуля за пулей, все в яблочко. Мои враги лежат штабелями. Раньше я не умел стрелять, этому пришлось научиться отдельно, в целях повышения уровня самообороны.
Врагов я не добиваю. Если они остались живы, значит, им повезло, и пусть подумают, стоит ли приходить за мной еще раз! И даже если они в бронниках, то в себя придут не сразу. А это дает мне фору.
Однако пора отсюда уходить, выстрелы наделали шуму во дворе, значит, скоро здесь будут те, с кем мне тоже встречаться не хочется.
Уже через минуту я покидаю двор с другой стороны, а через пять – поднимаю сто грамм за свое здоровье в том самом баре, в который и направлялся.
Ко мне подсаживается Барби, местная проститутка, миловидная блондиночка лет двадцати пяти и ласково улыбается.
– Нет клиентов? – я ей подмигиваю.
Она молча мотает головой, отчего ее волосы взлетают, и я ловлю себя на мысли, что, если бы она была не на панели, то, возможно, мы бы могли…
Впрочем, эту мысль тут же сменяет другая. Я вспоминаю о своих врагах. Нет, мне нельзя ни с кем себя связывать!
Но мне не мешает расслабиться, тем более что я, вроде как, только с поля боя.
А что лучше всего расслабляет, как не водка и секс?
Поэтому я делаю ей неприличное предложение. Но для нее это предложение – вполне пристойное и, к тому же, стоящее. И она в восторге, тем более что занять себя ей больше нечем.
– Пошли, котик, – мурлычет она, и мы отправляемся в ее квартирку.
Да-да, именно в ее квартирку, потому что в свою я уже больше не вернусь – наступает новый этап моей жизни.
Мы проводим этот час, занимаясь тем, что уже мной оплачено. Но, как говорят, всему приходит конец.
Час кончился.
– Мне было очень хорошо, котик, – мурлычет Барби, – не продлишь, дорогой?
– Пожалуй, нет, куколка, – отвечаю я, к которому, вместе с опустошением, пришло умиротворение, – у меня еще есть одно дельце на сегодня.
– Жаль, – вздохнув, Барби поднимается и шлепает в душ.
Я же, разглядывая ее задний фасад, задумчиво зеваю.
Надо еще найти сегодня новую квартиру. С этой вялой мыслью, я прикрываю глаза и отрубаюсь…
Кто-то трясет меня за плечо.
Я открываю один глаз, ожидая увидеть Барби, но передо мной стоит пожилой невысокий мужичок, кажущийся мне смутно знакомым.
В голове включается сирена, и я сую руку под подушку, где всегда у меня лежит ствол.
– Ты это ищешь, Макс? – интересуется мужичок, подмигивает мне, и показывает пистолет, который небрежно держит в руке, как человек знающий.
И, что самое странное, его голос мне тоже кажется знакомым.
– Что же ты медлишь? – спокойно спрашиваю я, а у самого в голове вертится дурацкая мысль, что-то наподобие:
«Он кончил, а потом его кончили!»
– Я не они, Макс, – отвечает он и сует пистолет в карман, – только не надо вскакивать, реакция за тридцать лет у меня выработалась лучше, чем у тебя за десять.
– Ты знаешь?! – сказать, что я удивлен – это ничего не сказать!
– Да, Макс.
– Что тебе нужно?
– Вопрос неправильный. Это я тебе нужен.
– Почему?
– Потому что я знаю ответы!
– Да? – я просто в шоке, – тогда откуда тебе известно мое имя?
– Потому что я – это ты! – он смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, почему его внешность и голос кажутся мне знакомыми.
Да, я всю жизнь наблюдал свое, хотя и не постаревшее, отражение в зеркале и слышал свой собственный голос! Да! Но этого не может быть!
– Я в своем уме? – зачем-то спрашиваю я у него (или у себя).
– Да, – отвечает он, – одевайся. Нам надо идти. Отпустишь девочку, и я тебе все расскажу.
Мы исчезаем из квартиры Барби так же, как и появился он, то есть незаметно. Быстрым шагом минуем два квартала. Он молчит. Я тоже.
И вот перед нами двор, который мне тоже кажется смутно знакомым.
– Знаешь, – говорит он, направляясь к крайнему подъезду ближайшего дома, – в прошлый раз ты меня убил. А сейчас я вовремя изъял у тебя ствол, значит, у нас есть шанс.
– Я тебя убил? – ошарашенно спрашиваю я.
– Вернее сказать, я, тот на месте которого сейчас ты, убил того себя, который пришел из будущего.
– Ага! – нервно хмыкаю я, – час от часу все интереснее!
Он дергает за ручку неприметную дверь, рядом со входом в подъезд, и мы оказываемся в дворницкой.
– Да! – вдруг восклицаю я, – вспомнил!
– Да, дорогой Макс, это та самая хибара, – кивает он и усаживается на табуретку.
В этой самой каморке я жил десять лет назад, когда приехал в Москву и подметал дворы.
– Ты и это знаешь, – я уселся на топчан, на котором когда-то спал.
– Я знаю о тебе все.
– Тогда рассказывай, если хочешь, чтобы я тебе поверил! – требую я.
Он глядит на часы и произносит:
– У нас всего два часа, потом придут они.
– Может тогда уйти в другое место? – интересуюсь я.
– Тогда они придут туда же. Неизменно только время, пока не убрать первопричину, – задумчиво говорит он и приглаживает свои редеющие волосы, – я тебе расскажу основное…
Он целый час рассказывал мне такие подробности из моей жизни, которых не мог знать никто, даже любой близкий мне человек, каковых, естественно, у меня не было последние десять лет. Даже сыщик, следивший за мной двадцать лет, не мог бы знать этого!
– О’кей, будем считать, что я поверил тебе, – я тяжело вздыхаю, – тогда когда это кончится, когда они исчезнут?
– А вот это зависит только от тебя. Я знаю, какими будут ближайшие двадцать лет твоей жизни, если ты их не изменишь, – он пристально смотрит мне в глаза.
– Какими? – все, происшедшее со мной за вечер, оглушило меня, и я говорю, завороженный его (то есть своим) взглядом на себя, будто пронзившим время.
– Такими же, как и сейчас. Ни друзей, ни семьи, ни привязанностей, ни дома, и постоянное бегство от них, – он говорит, и каждое его слово молотком ударяет мне по мозгам.