Сухощавая, одетая в темный костюм Раиса Ивановна строго сказала:
- Вы, Варфоломей Порфирьевич, не смеете детям препятствия ставить, иначе я пойду в райком партии, пусть вам там про ошибочность воспитания подрастающего поколения советских детей расскажут!
Варфоломей испугался. В те годы повсеместно закрывались церкви, люди, посещавшие службы, подвергались гонениям, а отец Евдокии, Анисьи и Ежиремии не был готов к тому, чтобы страдать за веру. Ему совсем не хотелось оказаться где-нибудь в Коми и, отмахиваясь от мошки, валить лес.
Варфоломей притих. Евдокия и Анисья выросли робкими, забитыми девочками. Хоть они и были погодки, но учились в одном классе. Сидели вместе на самой последней парте, во время перемен не бегали, а стояли у стены. С одной стороны, мешали длинные юбки, с другой, носиться не хотелось. В классе их считали придурочными и в компании не приглашали. Учились девочки средне: литературу, русский и историю знали великолепно, в естественных и точных науках не разбирались совершенно, да и не тянуло их изучать математику с физикой, намного интересней казалось читать жития святых и петь в церковном хоре. Поэтому, отсидев положенные уроки, Дуся и Анисья бежали в храм, где помогали служителям. В школе об этом, естественно, знали и в комсомол девочек не приняли.
- Вот скажите прилюдно, что бога нет, - потребовала классная руководительница, - тогда и дадим анкеты.
Более робкая Анисья, став красной как рак, опустила голову. А Евдокия, прочитавшая недавно рассказ о первых христианах, пострадавших за веру, гордо заявила:
- Господь наш отец, и он вас накажет за богохульство.
В прежние времена так разговаривать с педагогами было невозможно. Классная, схватившись за сердце, побежала к директору, не забыв прошипеть Дусе:
- Ну смотри, теперь тебя точно из школы в ПТУ отправят, богомолка! Ты позоришь советских детей!
Евдокия осталась стоять у парты, а притихший класс уставился на девочку. Ее не любили в детском коллективе, но смелый ответ противной училке вызвал у одноклассников уважение.
- Влетит тебе по первое число, - вздохнул Костя Молотов, - она за директором понеслась, уходи домой, а мы скажем, что ты заболела, ветрянка. Ну температура вроде, бред начался, сама не понимаешь, чего несешь. Давай ушмыгивай, авось обойдется, какой с больной спрос.
В школе и впрямь бушевала ветряная оспа. Класс одобрительно загудел, но Дуся спокойно ответила:
- Нет, мне вера лгать не позволяет.
Подобная позиция вызывала уважение, и школьники стали ждать развязки. Она наступила через пару минут.
- Видать, здорово ты, Дуська, Валентину Никитичну обозлила, - сообщил сидящий у окна Миша Сайкин, - вон не нашла Раису Ивановну в кабинете и домой к ней побегла.
Дети бросились к подоконникам и увидели, как классная быстро пересекает улицу. Директриса жила в двух шагах от школы.
Не успела Валентина Никитична дойти до середины шоссе, как из-за угла вылетел грузовик и сшиб тетку. Все произошло так быстро, что никто и вскрикнуть не успел.
Ребята не выдали Дусю. Когда тело увезли в морг, приехавшая милиция начала задавать вопросы: куда побежала Валентина Никитична? Зачем? Но предателей не нашлось. Дети только пожимали плечами.
- Не знаем, - говорили они, - вышла, и все. После похорон к Дусе подошел Миша Сайкин и тихо сказал:
- Слышь, может, он и впрямь есть, бог твой? Вон как Вальку-то наказал!
Евдокия ничего не сказала, но в душе приняла твердое решение: закончит десятилетку и уйдет в монастырь, Анисья, естественно, отправится с ней. Так они и сделали, удалились от мира и никогда не пожалели о принятом решении.
Ежиремия был младше сестер и не такой простодушный.