Одри закашлялась от неожиданности.
– А где бы ты стал это делать?
– В доме профессора, например, – улыбнулся Сет.
Он, в принципе, знал, что получит по лицу от отца. Но Одри Плутона опередила. Бахвальство Сета потихоньку остыло, но он не перестал любить Одри. Теперь она нравилась ему еще больше. Если она дерется так решительно, как, по слухам, делает это Роберто Барберри, как она целуется и занимается любовью? Сет, на всякий случай, отвернулся. Вдруг Одри еще и мысли читает.
Все трое пришли на кухню. На кухне не было никого, кроме Ноя. Остальные ушли в другую комнату. Даже Роберто Барберри не мог спокойно смотреть, как надирается профессор Ной, ревнуя Одри к тому, чего не понимает.
Профессор уже к этому времени прикончил бутылку виски. Он впервые в жизни напился, и его жена представлялась ему теперь нимфой дриадой, возможно, из-за зеленого платья, а ее главный редактор – естественно, сатиром. Змеем – искусителем.
– Здравствуйте, – принужденно поздоровался Сет, опуская глаза и отворачиваясь от пьяного и, вероятно, опасного взгляда профессора.
Кто знает, может, профессор не только блестяще стихи о любви наизусть читает, но и молитвы после смерти соперника?
Одри молчала и смотрела на мужа, поражаясь его выдержке. Она видела, что он страшно ревнует, но не знала, что говорить и делать сейчас. Она очень виновата, но как объяснить мужу, что у нее и Сета своя, отдельная, творческая жизнь и свои… секреты. Профессиональные, разумеется. Профессора интересовала только наука, он был чужд поэзии и выучил наизусть стихи лишь затем, чтобы покорить сердце Одри. Одри же, со своей стороны, понимала, что он не может постоянно изображать из себя не того, кем он является на самом деле.
– Сет, я пойду ко всем. Ты здесь останешься?
– Да.
Одри ушла, робко оглядываясь на Сета и удивляясь его смелости. Сет всегда был отчаянно смелым и в некоторых ситуациях откровенно лез на рожон. Зачем – она себе даже не представляла. Совсем недавно получил за это и вот опять. Даже профессор Ной ему однажды двинул, что говорить об остальных.
– Я… мы просто разговаривали, – сказал Сет профессору.
Профессор молчал.
– Я же не на исповеди… профессор Лефтерис.
– Жаль, что ты не мой студент. Я бы имел возможность не просто отчислить тебя, а унизить. Говори правду!
– Лучше не надо, а? Я уже сказал правду и она Вам не понравилась. Эта… хуже.
– Целовались? – профессор сверлил взглядом Сета.
– Шутите, да? Я… только чуть-чуть… Я делал попытку, только и всего.
– Говори мне всегда правду, Сет. До самой смерти.
– Моей или Вашей? Вы же меня… не убьете?
– Не убью… пока. До тех пор, пока ты рассказываешь мне правду о себе… и о моей жене.
– Вы – сумасшедший.
– Нет. Думаешь, легко ревновать? Имея такую внешность, как у меня и находясь в этом возрасте, что бы ты стал делать?
– Не знаю.
– Ты умный парень. Смелый, на грани наглости и дерзости, и честный. Знаешь. Ревновать. И я… ревную. Шел бы ты отсюда…
– Я пойду, – принял предложение Сет и ретировался.
Глава 9
Плутон немедленно попросил Роберто Барберри переговорить со своим сыном.
– Сделай это прямо сейчас. Мой сын… Он, как бы это сказать… импульсивен. Нет, даже не то… Он не понимает слова нельзя.
– Да уже вижу. Я для всех какой-то Зевс – громовержец, что решает семейные проблемы, проезжая на огненной колеснице, запряженной своими людьми, готовых выполнить любое мое приказание.
– Это… так сложилось. Ты суров, но справедлив.
– Думаешь, мне самому это нравится? Я поговорю со Стаматисом. Сомневаюсь, что он меня послушает, конечно.
Сет подошел нехотя.
– Знаменитый миллионер Роберто Барберри! Давайте, читайте свою мораль: я приготовился слушать.
– Дерзкий молодой человек, в моей семье уже был случай неповиновения. Второго я не допущу.
– Это Вы про Эпафа, Вашего нынешнего зятя? Слышал, что он был любовником Вашей дочери прежде, чем жениться на ней… законно. Я сейчас нарываюсь… Собственно говоря, я всегда нарываюсь, но что поделаешь? Такой я есть. У меня такой характер и менять я его не собираюсь даже ради такого уважаемого человека, как Вы.
– Почему? – серьезно спросил Роберто.
– Я люблю Вашу внучку. Она красивая, добрая, вежливая, талантливая и честная.
– Себе во вред.
– Одри не вредит честность. Она любит своего мужа и никогда ему не изменит.
– Но Вы-то хотите этого.
– Я не хочу, чтобы она изменяла мужу. Это… получается само собой.
– Как это?
– Вы любите свою жену, верно? Как Вы ее добивались – легенда.
– Афродита любит меня с первой встречи.
– Да-да, любит нищего и когда узнала, что спустя пару лет Ваше материальное положение улучшилось, бросила Вас и побежала покорять вершины науки. Хотела стать великой Склодовской – Кюри.
Роберто нахмурился.
– Много говорите, молодой человек.
– Много думаю. Обычно тот, кто много думает, отличается здравыми рассуждениями в присутствии знаменитых миллионеров, не подозревающих о том, что не они одни такие умные.
Роберто нахмурился еще сильнее.
– Вы и отцу дерзите?
– Всем, кроме Одри. Точнее сказать, ей тоже, но по-другому. Я с ней нежен.
– Зачем?
– Она… сексуальна. И мне не нравится, что все мои коллеги и друзья, видя в ней порядочную и удивительно серьезную женщину, начинают за ней ухаживать. За порядочной девушкой, такой, как она, не ухаживают – ее боятся, как огня. Она настораживает.
– И вызывает желание. К профессору Ною ее не ревнуете?
– Нет. Какой смысл ревновать к мужу? У них и секса-то приличного нет.
– Откуда Вы знаете?
– Чувствую и… понимаю. Профессор ни разу не говорил ей, что любит, на языке секса.
– Это как? – удивился Роберто.
– Ни разу не спал с ней так, чтобы на следующее утро ей было стыдно, что она все еще хочет его.
– Господи, что Вы говорите!
– Всего лишь то, что думаю.
– Одри не смейте говорить этого!
– Если Вы знаменитый миллионер Роберто Барберри – это вовсе не означает, что Вы можете диктовать мне свои правила жизни.
– Оставьте Одри в покое.
– И как, по-Вашему, я могу это сделать? Мы вместе работаем. Она безумно влюблена в актерский талант Шах Рукх Кхана, и я обещал ее с ним познакомить. У них все сложится: она ему понравится, и будет писать для него сценарии.
– Профессор Ной знает об этом?
– Он такой скучный. Что она в нем нашла? Если ревность и порядочность – так у меня все это есть, я еще и интересный.
– И наглость присутствует. Странно, но Вы совсем не похожи на своих родителей.
– Да я вообще от соседа. Так мама шутит. Ну, я надеюсь, что шутит.
– Если Вы будете продолжать приставать к Одри – у нее тоже появится внебрачный ребенок от соседа.
– Я не люблю детей. Мне нравится только Рухсар. Просто она дочь моей любимой женщины. Если у Одри появятся еще дети, я буду их всех любить. Кстати, Одри часто оставляет дочь со мной. Говорит, что я прекрасный отец.
– Ну, и нахальны же Вы!
– Знаю: Ваш зять отдыхает по сравнению со мной. Зато Эпаф хорош в постели, а профессор Ной что? Пустой предмет мебели. Лучше бы не мужа завела, а шкаф купила.
– Жаль, что я уже староват…
– Чтобы мне шею намылить? Вы считаете, я могу пригласить их обоих – Одри и ее профессора – в гости? У меня большая квартира и недавно я встретил хорошую в общем понимании девушку.
– И при этом пристаете к моей внучке?
– Я, видимо, равнодушен к хорошим девушкам. Мне нравятся только чужие жены. Серьезно: мы можем дружить семьями. Посмотрите, я с Вами вежлив – более того, я у Вас разрешения спрашиваю.
– Пригласите, если Вам хочется.
– А Вы меня не осудите?
– Вас профессор Ной осудит… но потом, когда Вы как следует нарветесь.
– Знаете, что я думаю о Вас?
– Не имею понятия.
– Вам не дашь 74 лет. Максимум 50. Это не лесть – Вы действительно сильный человек.
– Спасибо. Жена меня любит. Больше мне ничего не нужно. А еще я хочу, чтобы моя дочь и мои внуки были счастливы.
– Одри счастлива. У нее есть ее профессор. Она в нем души не чает. Тоже мне, антиквариат!
– Простите?
– Он стар для нее. Алфавит вызубрил, выучил пару не очень хороших стихов о любви на греческом и стал мне их в лицо тыкать. Тогда я просто испугался натиска, а сейчас… я хочу и могу положить мир к ее ногам. Я главный редактор издательства. Если я решу – оно будет принадлежать Одри. Собственно говоря, я уже это решил.