Илья имел намерение разобраться с семейным переплётом немедля. Прямо сейчас и сегодня.
– Катя! – начал он. – Сколько можно!
Катя молчала. Ей не хотелось отвечать. Она смотрела в пол, слушая нотации мужа.
– Какие-то звонки. Ушла. Пришла. Куда? Зачем? Что за секреты, тайны? Я тебя не понимаю! Говоришь одно, делаешь другое. Кричишь по любому пустяку. Что-то не устраивает? Скажи, что именно.
Катя посмотрела на мужа и отвела взгляд, но так ничего и не сказала. Она понимала, понимала, что так продолжаться не может. Что их жизнь постепенно, день ото дня приходит в тупик и теряет смысл. Чего-то не хватает, не достаёт, но «оно» ещё здесь и крутится рядом. Рядом с ним, и с ней, с Дашей. Что-то от радуги, весны, прикосновений, взглядов. Ведь было же, было! Увы! Прошло, но не исчезло. Так бывает. Живут люди, живут и им остаются только привычки. Тоскливо думать, что многое уже позади. Мечты как туман, рассеялись в жизненных мелочах и к счастью не все рассеялись.
И так бывает. Они вместе многого добились и пережили, но упустили, прозевали свою синюю птицу. Замотались. Упорхнула птаха.
«Я устала. Я просто устала», – думала Катя.
«Хотя нет. Слова… Лишь слова. Бессмысленный разговор. Сколько их было».
Илью раздражало молчание жены. Он нервничал, но продолжал говорить.
«Зачем он только пришёл в ресторан. Зачем?», – осуждала она его.
Цветы. Явился. Откуда он узнал, откуда! А… нашлись добрые люди. А что! Ей нельзя с друзьями в ресторан сходить! Нельзя, да. Не сказала, нахамила, что из того! Подумаешь трагедия, чего тут такого особенного. Глянул – мурашки по коже. Повеселилась. Ага! Как же! Надоело быть одной. Хотелось, чтобы кто-нибудь, поухаживал, был рядом и всё.
Он на работе. Всегда на работе. Вечность.
Где твои восхищённые глаза, комплименты. Где? Ужин при свечах. Танцы. Выпрашивала, выпрашивала. Обязаны! Должны! Придёшь и бу, бу, бу… Я тоже, между прочим, не ландыши нюхаю. А Сергей – Катюша, Катюша! Ходил по пятам. Приятно. Ничего с собой сделать не смогла. Не устояла. Сдалась. Не любила. Никакого наслаждения. Не лучший эпизод из жизни. Вот так Илья. И кто же ему всё-таки сказал? Да какая теперь разница!
А в ресторане Катя бесцеремонно воскликнула:
– О! Цветочки. Ничего оригинальней придумать не смог? Зачем мне этот веник!
И отбросила цветы в сторону на край накрытого стола, застеленного одноразовой скатертью.
Сидя в кругу своих знакомых, в вечернем платье, украсив правое запястье браслетом, который ей подарил Илья ко дню рождения, Катя не ожидала увидеть мужа. Вызывающе посмотрев, она ехидно улыбнулась, услышав одобряющие, но не громкие смешки компании. Илья опешил, воспринимая на себе выжидающие взгляды. К такому приёму он не был готов и представлял всё иначе. Катя сердилась, излучая неприветливый взгляд.
«Ясно. Лишний», – сообразил Илья.
– Ну же, присаживайся уже, так и будешь стоять, как вкопанный, – предложила одна из девушек, разрядив обстановку, указав на свободный стул.
Посмотрев на присутствующих, стол, на котором стояли закуски, вино и фрукты, Илья, отклонив предложение, развернулся и ушёл.
Голоса, и скользящие по полу официанты, и звон столовых приборов. Расстроенный и подавленный, он вышел из ресторана. Звуки мелодии, улыбки, наглаженные воротнички, настроения, остались за стеклянными дверями. За стеклянными дверями осталось что-то важное для него. «Оно» носилось по залу, стучалось в окна и обращалось к людям, но за непробиваемым стеклом, никто не слушал это важное «оно».
«Не обрадовались, а наоборот, расстроились! Виделись то давненько. Особенно с этими… Её коллегами. Беспокойства на весь ресторан. Да, Катя! Такого выражения лица у тебя я ещё не видел. Взгляд и ухмылка. Что ты… Перед кем! Со мной так нельзя. Кто они эти люди! Дороже чем я? Оставайся с ними», – рассудил Илья, расстегнул пиджак и зашагал по тротуару.
Он почему-то не злился. Новое чувство проснулось в нём, совсем ещё маленькое, но беспощадное. Он вспомнит застолье не раз, о котором случайно узнал. Эту компанию, улыбочки, песенки.
Катя и раньше позволяла себе незаурядные выходки, выходящие за рамки всяких объяснений. Редко, но позволяла. К тому же, ей нравилось создавать напряжение и не только в семье, не задумываясь особенно о последствиях. Она вернулась около одиннадцати, видимо ожидая холодный приём, сыграв на публику и получив мнимое удовольствие.
Даша спала. В коридоре, напротив входной двери, стояла дорожная сумка Ильи. Сняв туфли, Катя прошла в кухню. Мягкий, струящийся свет абажура, ложился на стол размытой крапиной. Илья молча листал папку с бумагами. Поправив причёску привычным движением, она налила стакан воды и осушила его. Преодолев какой-то внутренний барьер, подошла к мужу, навалилась на плечи, обняла и прошептала:
– Прости. Пожалуйста, прости!
Илья не ответил, а на душе у него было скверно.
«О чём ты только думал! Собрал сумку… Тогда ты вообще ничего не говорил. Собрал сумку и всё. Обиделся», – вспомнила Катя случай.
– Пап! Мам! Я гулять, – предупредила вошедшая в комнату дочь. Посмотрев на родителей, спросила:
– Вы, почему такие грустные?
– Совсем нет, – ответил Илья, серьёзным голосом.
Даша, сделав смешную гримасу, поспешила уйти.
– В девять, чтоб дома была. Оденься теплей. Снег обещали, – сказал он дочери.
– Хорошо пап!
Входная дверь хлопнула. Катя и Илья переглянулись, не решаясь дольше задерживать взглядов. Они молчали. Невидимое, отталкивающее поле, созданное из волокон подозрения и отрешённости, путалось между ними. Он гнал мысль об измене, но перед ним проплыли сцены, разговоры, поступки. На мгновение Катя показалась ему не знакомой, какой-то другой, не родной. И всё же было сомнение.
«Ну, что Катя, появились претензии. К этому собственно и шло. Какой уж есть. У меня, их тоже немало. Так и будем молчать. А что же дальше? Дальше то что, Катя?», – подумал Илья.
Кого-то лирические и чарующие встречи, бурные романы, захлестнут впечатлениями и взбодрят, окатив чем-то весенним, наполнят смыслом будущее. Кому-то обновят жизнь, вдохнув нечто яркое и сочное в существующий порядок, разрушив в нём давно отжившее. А остальным и потерпевшим, напомнят о самоуважении, раскроят на части, каждая из которых так и останется частью. Подтолкнут на поиски чего-то нового в себе и для себя лично, но возможно останутся в памяти чем-то горьким.
Катя не желала оправдываться, отрицать или винить, кого бы то ни было. Она переживала и пыталась вернуть прежнюю жизнь и понимание. Чувствовать себя не только женой и женщиной тоже, но у неё это как-то неважно получалось. Она частенько срывалась и терзала себя, и мужа, дочь.
«А он не простил. Мало ли, что люди болтают. Эх, ты Илья, сплетням поверил! Люблю, вот и дёргаю, я же не оловянная. Некогда, некогда! Занятой ты наш. Взял бы за руку, помнишь как у тополя. Сводил бы в парк, хоть в цирк. Куда-нибудь! Ты, я и Даша. Бегаем, суетимся, себя не слышим, просьб не помним. Отстранились, каждый сам по себе. Одно на другое наложилось и покатился ком с горы. Вот так и катимся Илюша. Разводят нас, неужели не ясно», – рассуждала Катя, оставшись одна.
Тишина и звон в ушах от пустоты в квартире.
Илья стоял у подъезда и размышлял. Мыслей много. Паскудные мысли. Они перемешались в голове как лотерейные шары в барабане. Куда идти? Некуда. Пришли. Разговор не закончен. Ничего не выяснили, не решили. Он оглядел двор. Даши нигде не было видно. С наступлением сумерек, детская площадка опустела. Шёл снег. Теперь он одинок. Одинок и всё-таки не один. Всегда есть кто-то рядом, но рядом нет родственной ему души. Трудно с этим смириться, а ещё трудней соглашаться с мерзостью, которую узнаёшь о близких людях.
«И что остаётся? Забыть, ничего, пережить?», – выдохнул Илья, застегнув куртку, сунул руки в карманы и не спеша, зашагал вдоль двора.