– И, не дожидаясь ответа Брунетти, Франка продолжила: – Но здешние снегопады не идут с нашими ни в какое сравнение. Так, мелочь – нападало два сантиметра снега, да аэропорт закрыли на пару часов. Правда, в Альто‑Адидже, откуда я родом, в этом году снега вообще не было.
– То есть лыжникам все‑таки не повезло? – с улыбкой поинтересовался Брунетти, представив себе Франку в теплом кашемировом свитере и спортивных штанах перед камином в пятизвездочном отеле горнолыжного курорта.
– Лыжники меня, в отличие от фермеров, совершенно не волнуют, – сказала она с неожиданной горячностью. И, не отводя взгляда от Брунетти, процитировала: – «Трижды блаженны – когда б они счастье свое сознавали! – жители сел».
– Это же Вергилий, да? – удивленно воскликнул Брунетти.
– Да, «Георгики», – ответила Франка, вежливо проигнорировав его удивление и все, что оно подразумевало. – Вы читали?
– В школе. И пару лет назад еще раз перечитал.
– А почему, если не секрет? – поинтересовалась она, прежде чем отвернуться и поблагодарить официанта, который как раз ставил перед ней блюдо с
и город, в котором они находились.
– А без политиков, – объявил он, – у нас не было бы ничего этого.
Франка при всем желании не смогла бы удивленно распахнуть глаза, поэтому ограничилась тихим смешком, который вскоре перешел в девическое хихиканье. Она прикрыла губы рукой, но смех так и рвался из нее, хотя она пыталась замаскировать его кашлем.
На них уже косились другие гости. Катальдо отвлекся от беседы с графом, чтобы водрузить руку на ее плечо. Все разговоры стихли.
Франка кивнула и помахала рукой, показывая, что с ней все в порядке, затем, все еще кашляя, вытерла салфеткой глаза. Вскоре кашель утих, и она сделала несколько глубоких вдохов.
– Прошу прощения, – обратилась она к остальным гостям. – Не в то горло попало.
Накрыв руку мужа своей ладонью, она легонько сжала ее и что‑то ему прошептала, от чего тот заулыбался и вновь вернулся к своему разговору с графом.
Франка пригубила бокал с водой, попробовала ризотто, но вскоре опустила вилку.
– Что касается политиков, то я предпочитаю Цицерона, – сказала она Брунетти, как ни в чем не бывало возвращаясь к прерванному разговору.
– Почему?
– Он умел ненавидеть.
Не без труда Брунетти заставил себя не пялиться на ее невероятный рот и сосредоточиться на словах, которые из него вылетали.