У прислуги, как правило, чувство юмора – такая же редкость, как и у полиции. Про себя я ругал Денниса на чем свет стоит – зачем было вообще об этом вспоминать? Эти слова и история с часами – да инспектор возьмет меня на заметку до конца жизни!
– Пошли, Клемент, – сказал полковник Мельчетт.
– Куда вы идете? А мне можно с вами? – засуетился Деннис.
– Тебе нельзя! – рявкнул я.
Он стоял, обиженно глядя нам вслед. Мы подошли к безукоризненной двери дома миссис Прайс Ридли, и инспектор стал стучать и трезвонить, как и положено служителю закона, – это все, что я могу позволить себе заметить. На звонок вышла хорошенькая горничная.
– Миссис Прайс Ридли у себя? – спросил Мельчетт.
– Нет, сэр. – Горничная помолчала и сказала: – Она недавно ушла в полицейский участок.
Вот уж чего мы никак не ожидали! Когда мы шли обратно, Мельчетт взял меня за локоть и сказал вполголоса:
– Если и она пошла сдаваться с повинной, я окончательно рехнусь.
Мне как-то не верилось, что миссис Прайс Ридли обуревали столь драматические намерения, но все же я не мог не задать себе вопрос: зачем она все-таки отправилась в полицейский участок? Может быть, у нее была действительно важная информация или, по крайней мере, что-то казалось ей важным? Как бы то ни было, нам предстояло узнать это в ближайшее время.
Мы застали миссис Прайс Ридли уже в участке: она с неимоверной скорострельностью вела словесную атаку на сильно растерявшегося дежурного констебля. Я с первого взгляда понял, что она возмущена до крайности – бант на ее шляпке весьма красноречиво трясся. Миссис Прайс Ридли носит, насколько я понимаю, головной убор, называемый «шляпка для почтенной матери семейства», – фирменный товар, выпускаемый в соседнем городке Мач-Бенэм. Эта шляпка изящно балансирует на бастионе из волос, хотя и несколько перегружена пышными шелковыми бантами. Когда Гризельда хочет меня напугать, она грозится купить «шляпку для почтенной матери семейства».
Когда мы вошли, миссис Прайс Ридли прервала свою горячую речь.
– Миссис Прайс Ридли? – осведомился полковник Мельчетт, приподнимая шляпу.
– Позвольте представить вам полковника Мельчетта, миссис Прайс Ридли, – сказал я. – Полковник Мельчетт – начальник полиции нашего графства.
Миссис Прайс Ридли окинула меня ледяным взглядом, но на долю полковника у нее все же нашлось нечто вроде благосклонной улыбки.
– Мы только что заходили к вам домой, миссис Прайс Ридли, – пояснил полковник, – и узнали, что вы уже опередили нас.
Миссис Прайс Ридли окончательно растаяла.
– А! Я рада, что на этот случай наконец обратили внимание, – заметила она. – Хулиганство, вот как это называется. Форменное хулиганство.
Спору нет, убийство – весьма прискорбный случай, но я бы не стал называть его хулиганством. Полковнику Мельчетту, насколько я заметил, термин тоже показался не совсем подходящим.
– Вы можете сообщить нам что-нибудь относящееся к делу? – спросил он.
– Сами должны знать. Это обязанность полиции. За что мы платим налоги, я вас спрашиваю?
Каждый раз поневоле задаешь себе вопрос – сколько раз в год мы слышим эту фразу?
– Мы делаем все, что можем, миссис Прайс Ридли, – сказал начальник полиции.
– Да ведь ваш дежурный ничего об этом не знал, пока я сама ему не сказала! – воскликнула возмущенная дама.
Мы все взглянули на дежурного констебля.
– Леди сообщила о телефонном звонке. Ее оскорбили. Как я понял, это случай оскорбления в грубых нецензурных выражениях.