А снисходительностью старик похвастаться не мог.
– Да, – сказал я. – Человек он был жесткий и непримиримый.
– Я всегда говорю: живите и давайте жить другим, – сказал Мельчетт. – Конечно, закон есть закон, но никому не повредит хоть малая доля человечности. Протеро не знал снисхождения.
– Он этим гордился, – сказал я.
Мы помолчали, потом я спросил:
– А что это за удивительная новость, которую вы мне обещали?
– Да уж, куда удивительнее. Помните ту незаконченную записку, которую Протеро писал, когда его убили?
– Да.
– Мы ее отдали на экспертизу, чтобы убедиться, что «18.20» было приписано другой рукой. Само собой, послали образцы почерка Протеро. Хотите знать заключение?
Я быстро шел по улице. Было одиннадцать часов, в воскресный вечер в это время деревня Сент-Мэри-Мид уже словно вымирает. Однако, увидев свет в окне второго этажа в одном из домов, я понял, что Хоуз еще не ложился, и решил зайти. Я остановился и позвонил в дверь.
Долгое время никто не открывал, наконец домоправительница Хоуза, миссис Сэдлер, медленно и с трудом отодвинула два засова, сняла цепь и повернула ключ в дверях, после чего подозрительно выглянула в щелку.
– Да это викарий! – удивленно воскликнула она.
– Добрый вечер, – сказал я. – Я хотел повидать мистера Хоуза. Я увидел в окне свет, должно быть, он еще не спит.