Ой! Что теперь будет?
И Шнырек с известным удовлетворением начал по новой системе приводить в порядок свою коллекцию пуговиц. Прислушиваясь к тихому плеску колес «Морского оркестра», я сел рядом с Фредриксоном и сказал:
– Надеюсь, мы никогда больше не встретимся с дронтом Эдвардом. Как ты думаешь, он ужасно зол на нас?
– Ясное дело, – отвечал Фредриксон.
Все, что произошло, было в духе таких зверьков, как Шнырек.
А Юксаре, стоя у перил, блестящими глазами смотрел на берег. Сумерки быстро опускались на гребни гор, которые ровными пустынными рядами уходили к горизонту.
– Ну как там твои Предчувствия? – спросил я.
– Тише! – прошептал Юксаре. – Я что‑то слышу… Я навострил уши, но услышал лишь, как слабый прибрежный ветер свистит в мачтах «Морского оркестра».
– Ничего, кроме ветра, – сказал я. – Пойдем зажжем керосиновую лампу.
– Я нашел желе! – закричал вдруг Шнырек и выскочил из банки с мисочкой в лапках.
И вот тут‑то вечернюю тишину прорезал одинокий протяжный и дикий вой, от которого шерсть на затылке встала у всех дыбом. Шнырек даже вскрикнул и выронил мисочку.
– Это Морра, – объяснил Юксаре. – Нынче ночью она поет свою охотничью песню.
– А она умеет плавать? – спросил я.
– Этого никто не знает, – ответил Фредриксон.
Морра охотилась в горах. Она страшно выла, и более дикого воя мне никогда не приводилось слышать. Вот вой стал стихать, потом вдруг приблизился к нам и наконец исчез…
Наступившая тишина была еще ужаснее.