Плюнули мне в лицо. Пьер Дакос был убит в моем доме, и виновный заплатит за это. Кто
нибудь…
– Тогда почему вы утаиваете улики от полиции?
– Да потому, что это дело затрагивает в первую очередь мое самолюбие. Кроме того, мои сведения не обязательно являются уликами. Как раз это я и
стараюсь прояснить. А теперь хочу в третий раз спросить: кто нибудь из ваших клиентов связан каким то образом с Уотергейтом?
– В Вашингтоне всякий так или иначе связан с Уотергейтом. Преувеличение, конечно, но не слишком сильное. Присяжные на проходящих многочисленных
судебных разбирательствах имеют тысячи родственников и друзей. Однако ни один из моих нынешних или прошлых клиентов прямо не замешан в
Уотергейтском скандале. Предполагается, что вопросы задаете вы, но позвольте и мне кое о чем спросить. Вы действительно думаете, что один из нас
убил Харви Бассетта? Или каким то образом причастен к убийству официанта?
– Разумеется. Я ведь не зря плачу сорок долларов в час трем классным специалистам, которые собирают о вас информацию. Знаете ли вы, был ли кто
либо из остальных участников ужина как то связан с Уотергейтом?
– Насколько мне известно – никто. Если бы я был Халдеманом, то ответил бы: «насколько я помню», но я ведь не Халдеман.
– Где вы были и чем занимались в прошлую пятницу, двадцать пятого октября, с шести часов вечера до двух часов утра?
– Черт возьми! Вы все таки спрашиваете. Хорошо помню, потому что в ту ночь умер Бассетт. Я был дома в Вашингтоне. С девяти часов вечера и далеко
за полночь я играл в бридж с женой и двумя приятелями. Проснулся в субботу поздно. В девять часов утра меня разбудила жена и сообщила об
убийстве Бассетта. Какое время вас еще интересует? Понедельник? Находился весь день в своей вашингтонской конторе. Следующий вопрос?
Вулф любит повторять: неуязвимых алиби не существует, но я очень надеялся, что он не пошлет меня опровергать первое алиби. Жены и приятели легко
могут соврать, но в действительности нас интересовало лишь второе, касающееся понедельника.
Вулф взглянул на стенные часы. Восемь минут двенадцатого.
– Сегодня я мало спал, – заметил он. – Все еще намерены встретиться с окружным прокурором?
Акерман отрицательно покачал головой.
– Вы слышали, что они сказали. Особенно Джадд. Он на вашей стороне. Все, чем мы располагаем, – это информация, полученная от вас. Я сегодня тоже
не выспался. Хотел бы поймать ночной самолет до Вашингтона.
– Тогда извините меня, – проговорил Вулф, поднимаясь и направляясь к двери. – Иду в постель.
– А он у вас со странностями, – заметил Акерман, тоже вставая и выходя в коридор.
Глава 10
Когда Вулф утром в пятницу, в одиннадцать часов, спустился в кабинет, Роуман Вилар уже сидел в красном кожаном кресле. Для меня это было
довольно деловое утро. Оно началось с обычных телефонных докладов наших помощников. Я сообщил им о прошедшем накануне совещании у Вулфа, о том,
что не получено никаких дополнительных сведений, диктующих необходимость изменить их программы, в соответствии с которыми им надлежало
действовать и далее: Солу – собирая сведения на Джадда, а Фреду – на Вилара. День, проведенный Орри в ресторане «Рустерман», не дал результатов.
Никто не видел в понедельник днем или вечером в мужской раздевалке незнакомых людей. Получив заранее за завтраком в кухне инструкции от Вулфа по
домашнему телефону, я переключил Орри на Бенджамина Айго.
Принял я и три других телефонных звонка. Один – от Лона Коэна, пожелавшего выразить сожаление по поводу того, что пришлось обойтись без моего
обычного денежного вклада в его выигрыш в покер – по существу, откровенная клевета, так как я выигрываю не реже, чем он, и почти не отстаю в
этом отношении от Сола Пензера.