– Нет, кажется, никого… Мать была на работе… Она уборщицей работает… Хотя…
– Что? – оживился Старков – слегка, в формате приснопамятного зицпредседателя Фунта из «Золотого телёнка».
– Приходил к нам какой-то «опер»… виноват: милиционер…. в пинжаке…
– В штатском.
– Ну, да.
– Что за «опер»?
– Я его впервые видел, – насупился Петухов. – Да к отцу много их ходит: и участковый, и другие… Чуть где что случился – сразу к отцу…
– Узнать сможешь?
Петухов наморщил узенький лоб и отрицательно мотнул головой.
– Он же с отцом разговаривал. Я в этот момент вышел из кухни. А он стоял ко мне спиной.
– А отец узнает?
– Ну, это у него надо спрашивать, – комбинированно осмелел-обнаглел Петухов: явно почувствовал, что интерес следствия вновь переключается в спасительном для него направлении – на папашу.
– А в какой момент появился «опер»?
Алексей Семёнович великодушно «отпустил наглецу»: сейчас его больше интересовало продолжение, чем воздаяние. Трофименко застыл с открытым ртом – явно не от возмущения «мягкотелостью» Старкова: с каждым вопросом Семёныч всё дальше уходил от «магистрального направления».
– Не помню.
– Ну, ты ещё не закончил излагать свой план отцу? – продолжал наседать Старков.
Петухов опять рискнул двинуть плечом.
– Ну, «опер»… милиционер… пришёл… в этот вечер, когда мы говорили с отцом… ну, обо всём этом…
Старков откинулся на спинку стула с явным удовлетворением на лице. Наконец Трофименко, судя по его проясняющемуся взгляду, уже начал догадываться о том, что «вопросы не по теме» были, всё же, по теме, пусть ещё и не вполне ясной для подполковника.
– Ладно!
Поскольку Старков не выражал намерения продолжить расспросы, Трофименко энергичным шлепком ладони по столу «приговорил» ситуацию.
– Подпиши протокол: здесь, здесь и здесь!.. Подписал? Андреев, отведи этого насильника…
Петухов вздрогнул и втянул голову в плечи.
– … обратно в камеру и возвращайся!
Когда двери за обоими закрылись, Трофименко – уже с пасмурным лицом: неподражаемый мастер перехода из одного состояния в другое – переключился на Старкова.
– Ты, что Семёныч: думаешь, что к ним под видом милиционера наведался настоящий убийца?
– Или настоящий убийца в качестве настоящего милиционера, – раскачиваясь на стуле, не задержался с ответом Старков.
На этот раз подполковник не стал возмущённо таращить глаза. Некоторое время он хмурился, молча шмыгал носом и трепал пальцами мочку уха: думал. Наконец, он надумал:
– Это всё – не из жизни, Семёныч! Это всё – кино! «Может, где-то там, высоко в горах, но не в нашем районе»…
Цитата «из «товарища Саахова» была вполне узнаваемой, но энтузиазма на лице Старкова она почему-то не прибавила. Зато её отсутствие – точно по Ломоносову – прибавило решительности на лице и в голосе Трофименко.
– Чем сочинять образ маньяка, давай лучше займёмся Петуховым-старшим!
– Давай, – равнодушно повёл плечом Старков.
Глава восьмая
Петухова-старшего доставили через час после того, как вернули к баланде его прыщавого сынка. Папаша оказался колоритной личностью, но несмотря на визуальную причастность к уголовному миру: два наколотых перстня на пальцах, какая-то выцветшая татуировка на плече – на «авторитета» он явно не тянул. Весь его облик говорил, скорее, о хулиганском прошлом и алкогольном настоящем. Да и сейчас он был нетрезвым, помятым и невыспавшимся.
– Садитесь, Петухов.
– Успею ещё, – «не отходя» от стула, но и не приближаясь к нему, принялся косить под «авторитета» Петухов. «Номер» не прошёл – в отличие от шланга, который резво прошёлся по спине «диссидента». Следом к резине подключилось колено Андреева, которое помогло, таки, подследственному осознать своё место в этом кабинете: на стуле посреди оного.
– Мы всё знаем, – сразу же приступил к делу изрядно уставший к разговоров – не от рукоприкладства – Трофименко.
– О чём тогда говорить? – ухмыльнулся Петухов.
– О чистосердечном признании.
– Не бери на понт, «мусор»!
«Оппозиция» стоила Петухову ещё пары отрезвляющих заходов резинового шланга.
– Начнём, что ли? – склонился над ним Трофименко.
– Так ты уже начал.
Болезненно морщась, Петухов-старший потёр ладонью «ушибленное» плечо.
– Правда, не с того конца…
– Надо было сразу в морду? – тут же «уточнил координаты конца» Трофименко. На этот раз Петухов счёл за лучшее промолчать: видимо, начал уже понимать, что этот «мент» – чересчур прямолинейный для «куртуазной» беседы.
– Будешь говорить?
Трофименко похлопал резиной по ладони.
– О чём? – с опаской покосился на шланг Петухов.
– О том, как вы с сынком обсуждали план изнасилования и убийства несовершеннолетней Котовой.
Петухов помрачнел.
– Ничего мы с ним не обсуждали.
– А твой сын утверждает обратное.
На этот раз подполковник взял в руки не шланг, а протокол допроса, которым и помахал перед носом подследственного.
– Что скажешь?
Вместо ответа Петухов попытался увести взгляд – вместе с головой – от подполковника, но голова – вместе с взглядом – были немедленно и без ненужной куртуазности возвращены Андреевым на место.
– Мне повторить вопрос? – нехорошо, но многообещающе улыбнулся Трофименко.
На этот раз Петухов молчал недолго – секунд пять, не больше.
– Да, сын, там, «нагородил огород»… ну, пацан – что с него возьмёшь… А я сказал ему, что сам разберусь с этой сучкой… чтобы не обижала моего сына… Достала уже, тварь!.. Да и все они, Котовы – сучара на сучаре! Понтов – на козе не объедешь, гниды!
– Ну, и как: разобрался? – ещё ниже склонился над ним Трофименко.
– Разобрался бы, – мрачно усмехнулся Петухов, – да какая-то добрая душа опередила меня…
– А что за милиционер был у вас дома? – «вразрез» подключился Старков. – В тот день, когда Вы решили разобраться с Котовой?
Пытаясь вспомнить, Петухов наморщил лоб и несколько секунд честно «погружался в себя».
– А хрен его знает! Я его первый раз видел. Ко мне много вашего брата наведывается. Чуть что – сразу ко мне: меченый, куда денешься! Особенно участковый достал… недоделок!.. А этого я раньше не видел.
– Узнать сможете?
Петухов опять ушёл глазами в сторону – за ответом.
– Не знаю… Темно было… Я ещё выпил хорошо… Да и все вы – на одно лицо!
– А о чём разговор был?
– С сыном?
– С милиционером! – даже не повысил голос Старков: опять увлёкся версией.
Петухов скорчил рожу и развёл руками, вывернув ладони «лицом наружу».
– Так – «печки-лавочки»… Какую-то «пургу гнал»… ну, там, где был, что делал…
– По какому делу?
– А я помню?! – пожал плечами Петухов, словно удивляясь несообразительности следователя. – За какую-то кражу толковал, а за какую, убей Бог, не помню: выпимши был…
– А где ты был в день убийства? – еле дождался своей очереди Трофименко.
Петухов медленно «отклеил глаза» от пола.
– А когда был этот день?
– Позавчера.
Вспоминая, Петухов несколько раз проехался грязной ладонью по заросшей щеке.
– Позавчера?..
Ладонь «собралась уже в обратный путь», как вдруг передумала и звучным шлепком отработала по лбу.
– Так ведь, это… выпивали мы!
– Тоже мне – алиби! – ухмыльнулся подполковник. – Ты каждый день «нажираешься»!
– Да нет же, начальник! – клятвенно обложился руками подследственный. – Позавчера аванс давали! Я на стройке работаю, бетонщиком! Двадцатого у нас всегда – аванс! Двадцатого – аванс, пятого – получка! Можете, у кого угодно, спросить!
– Спросим, не беспокойся.
Трофименко ответ подследственного явно не понравился: «крепкая версия» дала первую трещину.
– И что: весь день пили?
Петухов «засмущался», даже шмыгнул носом.
– Ну, зачем «весь день», начальник?.. Ну-у… после обеда начали… как аванс получили…
– После обеда – это ещё в рабочее время? – усмехнулся Старков: расстроенный Трофименко предпочёл отмолчаться.
– Ну, а чё такого? – лишь слегка «оппонировал» Петухов.
– А кто пил?
– Да вся бригада! – повеселел подследственный. – Как «загудели», так и…
– А где «гудели» -то? – тоже развеселился Старков: хоть какое-то разнообразие. – Или, как в песне у Высоцкого: «потом в саду, где детские грибочки, потом не помню: дошёл «до точки»?