Я не кукла деревянная,
жизнь – не краски хохломы.
Только снится постоянно мне
та зима, в которой мы,
наплевав на сплетни глупые,
пересуды, шепотки,
не боялись, что застукают.
Убегали от тоски…
Обманули гады-сонники:
дни сочатся, как вода.
Жаль, не выдержали слоники —
разбежались, кто куда…
сны
Ностальгические сны…
Запах хлеба, прелых яблок,
нежной дыни с Астаны,
сена, сбившегося набок…
Ностальгические сны
баламутят подсознанье
обонянием страны,
согревающим дыханьем..
глобальная паутина
С тяжести тела: горошина в кашу,
узкие зенки – в тарелки раскрылись.
Чмоки по мэйлу – ни вашим, ни нашим.
Змей, уползая, поранился. Брыли
в тряске колдуний взлетали, что крылья,
смех вызывая вождей на трибунах.
Русич монголу – историю с пылью
втюхает в клинопись… Почтой по руну.
для Андрея Кропотина
Мы запрягаем не шибко-то быстро,
думаем долго, но режем семь раз.
Лбом на рулетку ложимся под выстрел,
Прём не «на вы», а с колами «на вас».
цоб-цобе или пожелание
Новых туфель и помад,
одеяний шёлковых,
Вкусных запахов с печи
в прибранной избе.
Пой, родной электорат,
языком прищёлкивай:
«Цоб-цобе!»
Если жизнь порой не в кайф,
а спиртное – сладкое.
Хмарь в душе дождю подстать
и звонит не он,
ты, подруженька, давай,
пореви украдкою,
а потом штурмуй опять
жизни бастион.
Меньше тусклости в глазах
под задорной чёлкою.
Не срывайся, не толки
воду по злобе́.
Оглянись на жизнь, назад
и бичом пощёлкивай:
«Цоб-цобе!»
секрет скворечника
Дай здоровья пионеру, сколотившему жилище,
Присобачившему крышу, просверлившему дыру.
Принимавшему на веру болтовню «Жильё две тыщи»
(коль враньё исходит свыше – прут юннаты к топору).
Где хрущобы – там скворчобы. Приколотим: нам не жалко.
В них лафа малосемейным, разведённым, холостым.
Не грустят (а им с чего бы?), всё одно – не коммуналка.
Прочирикав без сомненья, в дырку высунут хвосты.
Бог затем создал скворечник, чтоб скопить на пропитанье.
Подселяя квартирантов, укрывать крутой доход.
И плевать в отверстье «вечность» с фортеля́ми мирозданья…
У кого судьба константа, тот смеётся да поёт.
заговор
Это заговор, матушка, заговор.
Чует сердце моё – беда.
Я со слугами-бедолагами
дюже лютой была всегда.
Вы же с батюшкой вечно правые,
что ни скажешь – в ответ смешки.
Заставляли лечиться травами.
В результате: всю ночь: горшки.
Это заговор, матушка, заговор
(будто выстрелы – хруст фаланг),
опьянённые, с кольями, флагами
крепостные пошли ва-банк.
Я не знаю, чем это кончится,
но огонь вызывает страх.
Отражаясь, безумство корчится
на церковных колоколах…
царское-1
Повелеваю: завтра ровно в шесть
без оправданий, типа я болею,
собраться у трибуны мавзолея.
Раскрывши рты, внимать благую весть:
пополнить государственную рать
всем старикам и людям помоложе,
внести в казну страны кто сколько может
и батюшку царя благословлять.
Стихи, кино и песни – под запрет.
Запрет на мысли, собственное мненье.
Кто не согласен – тем в страну оленью
дадут невозвращенческий билет.
На среду переносится четверг,
по пятницам открытый день в остроге.
Еженедельно – розги и налоги.
В субботу – казни, танцы, фейерверк…
царское-2
Вот вы всё говорите – «царь да царь»…
Считаете, что нам, царям, комфортно?
Потеют ноги в кожаных ботфортах,
ступающих по золоту крыльца.
На нём расселась ближняя родня,
а с краешку пристроился сапожник.
Тут, как в считалке, всё довольно сложно:
без парочки обиженных – ни дня.
Тот, кто выходит вон под мерный счёт,
в кого свой хладный перст укажет жребий —
к заутренней казнён. Его на небе
к другим аморфным жителям влечёт.
А мне в который раз корить судьбу,
оплакивать считалочное горе.
Но царь всегда спокоен априори.
Так велено. Положено. Табу.
Одно и то же. Что сейчас, что встарь.
Проклятье на династии – не редкость.
Крыльцо, по сути – русская рулетка.
А вы всё говорите «царь да царь»…
хозяин
Ах, ты ж, милое создание:
ручки, ножки, огуречик.
Я сама тебя слепила,
и по полной огребать
предстоит как наказание.
Так забавен человечек
из прессованных опилок…
Он – хозяин. Я – раба.
о графоманах
Живьём брать демонов! Вязать спиной к спине.
На них мы сплавимся в прекрасное далёко.
Кто не согласен, так на голову кулёк им.
И пусть плывут, собой довольные вполне.
Мы неспроста из графоманов строим плот —
давно Сергеич на лотках страны распродан.
Вот так, глядишь, однажды новая порода
на смену стаду быдлогопому придёт…
Но всё смывается вселенскою водой:
все наши битвы, строфы, рифмы канут в лету.
Придут на смену гениальные поэты.
Сочтут стихи, что мы писали, ерундой…
лев
Повелеваю. Милую. Казню.
Воспринимаю жизнь, как мне удобно.
Передо мной в поклонах всяк изогнут.
Могу пресечь и драку, и резню.
Я царь зверей! И всё мне нипочём.
Я не боюсь ни коршуна, ни кобры…
Но дрессировщик зажигает обруч,
Кричит «парад алле!»
И бьёт бичём.
ворчливо-собачье
А слабó отряхнуться, да так чтоб грязь
веером смачно легла на обои?
И хозяйка по морде ботинком – хрясь!
(дура, зацикленная на побоях).
А сумел бы ты, выкрутившись винтом,
гонять блоху по костлявому заду?
Умудряясь при этом вращать хвостом,
а задней ногой выбивать ламбаду.
А тащить хозяина на поводке,
пьянющего вусмерть с японской кухни?
Лакал бы мерзавец одно лишь саке —
так он умудряется водки ухнуть.
Собачья обыденность – это не вальс,
и не фунт изюма – пятак на сдачу…
Но жизнь отдам за любого из вас.
Тем более, если хозяйка плачет.
справа…
Терпенье и труд не всегда, не всё перетрут,
если весёлых шутов выгоняют взашей.
По правую руку кривляется мудрый шут,
по левую: пляшут министры ещё смешней.
Не проще ль углы расписать, чем дома ломать?
Подсунуть баллончик для граффити королю.
По правую руку – наивность и блеск ума,
по левую – слуги. Я с ними в строю стою.
Однажды дороги скатает в рулон дурак.
Закинув на горб, усмехнётся: «Прощай, страна».
Слева исчезнут улыбки и красный колпак.
А справа давно кто-то вымолвил: «всем хана»…
невелика разница
Кто вертлявей на танцболе —
догадаться мудрено.
От придурков нет отбоя,
дураков везде полно.
Бродит в тёмных переулках
зачинатель всяких драк.
Что возьмёшь с него, придурка,
если рядом есть дурак?
Тот, второй, покруче будет.
В смысле, явно подурней.
Набирает воздух грудью,
чтобы выдуть из дверей.
Моет в луже отраженье,
носит воду в решете.
От его косой сажени
тают бабы… Да не те.
Слабый пол ему до фени,
в смысле – рыхлый ламинат.
До семнадцати мгновений
он считал сто раз подряд,
а потом устал и вышел
через форточку в окно.
У него там друг на крыше
и других друзей полно.
Дурень галок разгоняет,
а придурок – тут как тут…
Спутав ролики с ролями,
вместе по́ миру идут.
божьей коровке
Ты к Богу приближена.
Я от него далеко…
Ты посредницей мечешься между землёю и небом.
Попроси для меня у Всевышнего корочку хлеба,
а вместо вина – «Арманьяк» и коробку «Клико».
И если представился случай от пуза пожрать
(заштопать едою дыру в продовольственной бреши),
то мне наплевать, что враги и завистники брешут:
беру карандаш, заполняю для Бога тетрадь:
«Пирожные, фрукты, креветки, белужья икра,
копчёные угри, паштет, сервелат, заливное,
восточные лакомства, чтоб захлебнуться слюною.
Шафран, профитроли, дер-блю, бланманже, фуа-гра.
Украинский борщ, мацарелла, кавказский шашлык,
бифштекс из акулы, орехи, ризотто с грибами,
куриный рулет, пармезан, трюфеля, салангани,
ванильный клафутти, омары, эклер и балык»…
Она улетела.
Зачем ей капризы людей?
А я сухари чередую с овсяным печеньем.
Пакетным супам отдавая своё предпочтенье,
четырнадцать лет ожидаю от Бога вестей…
март
Женщин понять тяжело, хоть убей.
В шальной череде забот
кошка гуляет сама по себе…
Всегда подневолен кот.
С утра до отбоя весь день у плиты
он плачет, шинкуя лук.
Помыслы ясны и мысли чисты.
Как есть – золотой супруг.
Вся жизнь у неё – череда перемен.
Он – вымотанный в умат.
Но всё изменяется в тот момент,