"Здравствуйте!", "До свидания" и "Большое спасибо", но она, бедняжка, конечно, была из провинции!
Пока молодая красотка подыскивала подходящий ответ, Пуаро воспользовался случаем, чтобы как следует изучить украшение из волос над верхней губой мистера Шайтаны.
- Красивые усы, очень даже красивые Возможно, единственные усы во всем Лондоне, которые могли бы конкурировать с усами самого Эркюля Пуаро.
- Но все же его усы не такие роскошные, - пробормотал про себя Пуаро. - Нет, решительно они во всех отношениях хуже. И тем не менее, они привлекают внимание.
В мистере Шайтане все привлекало внимание, так, как и было задумано. Он преднамеренно рассчитывал поразить всех своей схожестью с Мефистофелем. Высокий, худой, с длинным меланхолическим лицом и резко подчеркнутыми бровями, черные, как смоль, усы с напомаженными кончиками, крошечная черная бородка - эспаньолка. Его костюм - произведение искусства - был сшит превосходно, но с чуть заметной претензией на эксцентричность.
Любой мало-мальски уважающий себя англичанин, увидев Шайтану, совершенно искренне и страстно имел желание проехаться по его адресу. Обычно он бросал в таком случае единственное, не отличавшееся оригинальностью, выражение: "Вот он, этот проклятый инородец, этот презренный Шайтана!".
А жены, дочери, сестры, тетки, матери и даже бабушки, в зависимости от возраста, варьировали это выражение на свой лад: "Знаю, дорогая. Конечно, он ужасный человек, но как богат! И какие удивительные дает приемы! Хоть ни о ком не скажет хорошо, всегда злорадствует и язвит".
Никто не знал, был ли мистер Шайтана аргентинцем, португальцем, греком или человеком еще какой-то другой национальности, одинаково призираемой коренными англичанами. Но очевидными оставались три неопровержимых факта: первое - мистер Шайтана жил богато и красиво в превосходном доме на Парк-лейн; второе - он устраивал восхитительные приемы, то большие, то маленькие, то мрачные, то блестяще респектабельные, но всегда довольно "странные по своей эксцентричности". И, наконец, третье - он был человеком, которого почти все немного побаивались.
О последнем вряд ли кто-либо мог высказаться определенно. Очевидно, укоренилось такое мнение, что он знает о каждом чуть-чуть больше, чем нужно. И кроме того, существовало еще и другое мнение, а именно: что чувство юмора было у него не совсем обычным.
Почти всегда каждый чувствовал, что лучше не рисковать и не задевать мистера Шайтану.
И вот как раз сегодня его юмор был направлен на этого маленького, выглядевшего таким нелепым человека по имени Эркюль Пуаро.
- Так значит, даже и полицейские нуждаются в отдыхе! - сказал мистер Шайтана. - Вы, мосье Пуаро, даже в таком преклонном возрасте занимаетесь изучением предметов искусства?
Пуаро добродушно улыбнулся.
- Мне кажется, - ответил он, - что вы и сами представили на этой выставке три табакерки.
Мистер Шайтана небрежно махнул рукой.
- То здесь, то там приходится делать небольшие одолжения, а вы должны как-нибудь непременно заглянуть ко мне домой. У меня есть кое-что интересное. Правда, я не связываю себя никакими определенными периодами или классификацией предметов.
- У вас вкусы католика, - улыбнувшись, заметил Пуаро.
- Пожалуй, что так.
И вдруг в глазах мистера Шайтаны что-то заплясало, уголки рта его вздрогнули, брови изогнулись в причудливую линию.
- Я смог бы даже показать вам нечто целиком в вашем вкусе, мосье Пуаро!
- Так значит, у вас есть свой собственный "подпольный" музей?
- Ну, что вы! - мистер Шайтана с пренебрежением щелкнул пальцами.