— Так все говорят. Характер у нее противоречивый, нрав буйный.
— О ком вы ведете речь?
— Не будем уточнять. Я ее не впустила. Час назад.
Я взглянул на Крамли:
— Взяли след, догоняем.
— Уточнять не будем, — повторила Калифия. — Орала она так, что я подумала, может, у нее при себе нож. «Нипочем тебя не прощу, — визжала. — Пустила нас не по тому
маршруту: где надо наверх, у тебя вниз, где надо найти, у тебя — теряй. Чтобы тебе в аду гореть!» Потом, слышу, отъезжает. Этой ночью я вообще не засну.
— А не говорила ли она, — дикий вопрос, — куда собирается дальше?
— Никакой не дикий. Сперва она побывала у этого старого дурня с Маунт-Лоу, она его бросила после единственной неудачной ночи, потом у меня, ведь я ее подтолкнула, на
очереди, похоже, несчастный обалдуй, что совершил обряд? Хочет собрать нас всех вместе да и скинуть с утеса!
— На это она не способна.
— Откуда вы знаете? Сколько у вас за жизнь было женщин?
— Одна, — сконфуженно пролепетал я наконец.
Царица Калифия промокнула лицо огромным, с полгруди, платком, успокоилась и начала медленно приближаться, продвигая кресло на колесиках грациозными толчками невероятно
крохотных туфелек. Я не сводил с нее глаз, поражаясь контрасту между миниатюрными ступнями и обширным пространством верха, над которым маячило большое лунообразное лицо.
Мне чудился дух Констанции, утонувший под этой массой плоти. Царица Калифия закрыла глаза.
— Она вас использует. Вы ее любите?
— Забочусь.
— Держите ухо востро. Она вас просила сделать ей ребенка?
— Так буквально — нет.
— Просить не просит, а мертворожденные выблядки получаются. По всему Лос-Анджелесу с окрестностями, на вшивом Голливудском бульваре, в Мейнском тупике. Сожгите ее
постель, пепел развейте и пригласите священника.
— Какого, откуда?
— Я вас с ним сведу. Теперь… — Произносить имя ей не хотелось. — Наша приятельница. Она вечно пропадает. Одна из ее уловок, пусть все из-за нее стоят на ушах. С ней
достаточно час провести, чтобы встать на уши. До уличных беспорядков дело доходит. Знаете игру в дядю Уиггили? Там дядя Уиггили говорит: прыг да скок, прыг да скок, назад
к Курятнику бегом!
— Но я ей нужен!
— Ничего подобного. Ее хлебом не корми, дай кому-нибудь напакостить. Блаженны паскудники, которым паскудство в радость. Она вас с потрохами сожрет. Будь она здесь, ей-
богу, переехала бы ее каталкой. Наверное, из-за нее и Рим пал. А черт, — добавила она, — дайте-ка я снова гляну на вашу ладонь. — Массивное кресло заскрипело. Стена плоти
угрожающе надвинулась.
— Вы собираетесь взять назад то, что увидели у меня на ладони?
— Нет. Я умею только видеть, что там написано. После этой жизни вас ждет другая. Газету порвите. Свадебное приглашение — в огонь. Уезжайте из города. Скажите ей, пусть
сдохнет. Но не при встрече, а по телефону. Ну все, на выход!
— Куда мне теперь?
— Господи, прости. — Закрыв глаза, она прошептала: — Проверьте свадебное приглашение.
Я поднял карточку и всмотрелся.
— Шеймас Брайан Джозеф Раттиган, священник, собор Святой Вибианы.
— Скажите ему, его сестра в аду, причем дважды, пусть пришлет святой воды. Ну, проваливайте! У меня своих дел полно.
— Каких примерно?
— Сблевать.