В нём сливались в один поток столько разных ручейков энергии, интеллекта и эмоционального тепла, что в этот поток хотелось запрыгнуть. В нём хотелось остаться. В нём хотелось жить. И не хотелось ничего вне этого потока.
И я в нём растворилась. Стала ещё одним ручейком. Жизнь казалась неестественно радостной и лёгкой. Я закрыла свой ум и превратилась в губку, впитывающую его мудрость. Я перестала что-либо решать, и с восторгом текла по руслу его решений. Я заполняла душевные прорехи его интересами. Я пропускала мир сквозь его глаза, и только потом решалась открыть свои. Я с восторгом потеряла личность, не задумываясь, можно ли вернуть её обратно, если понадобится.
Мой случай был точным торжеством мечты над умом. Мы долго были вместе. Но только позже, заглянув в любимого Лермонтова, я поняла почему.
«Все хотят, чтобы другие были счастливы по их образу мыслей» – верил Лермонтов.
Добавь к этим словам мысль «Самолюбие, а не сердце, самая слабая часть мужчины…» – и ответ готов.
Моя преданность так льстила его самолюбию, я с такой бесшабашной радостью была счастлива его образом мысли, я так мало беспокоилась о своём сердце, которое он не боялся уязвить, жадно поглощая мою любовь, – что его всё это просто устраивало.
Кроме того, я была старше. Когда парень из десятого класса крутит роман с девушкой из одиннадцатого, – это предмет зависти и уважения со стороны приятелей.
Был вечер. Я была у него дома. Зазвонил мобильный. Его мобильный. Выслушав звонившего, он сказал: «О кей! Сейчас буду. Вы на какой трибуне?»
Я стала собираться: взяла сумку, накинула на шею шарф и, тронув его за плечо, тая от нежности даже от этого лёгкого касания, спросила: « Куда едем в этот раз?».
– Еду я. У тебя вечер свободен, – безразлично, как будто произнося математическую формулу перед учителем, сказал он. – Кстати, тебе пора продумать, чем ты будешь занимать своё время впредь.
– Не понимаю… Ты о чём?
– О том, что я еду к друзьям. На стадион. О том, что я хочу посмотреть бейсбол с ними, а не с тобой. А потом хочу с ними, а не с тобой, пойти в кафе. Хочу встретить новых симпатичных девчонок. Хочу чувствовать себя свободным от тебя. Я ясно всё изложил?
– Ты шутишь?! Ты меня тестируешь? Мы же любим друг друга. Я думала, что мы поженимся после школы. У меня нет цели в жизни без тебя. Я хочу жить для тебя. Я умею жить только твоими заботами, твоими интересами. Я дышу любовью к тебе…
– Я тебе не обещал ни долгой любви, ни «жилетки», в которую ты будешь всю жизнь плакаться, если что-то идёт не так. Я просто хочу жить весело и интересно. Я хочу развлечься и отвлечься.
– Уф! Так это только сегодня? Да развлекайся, отвлекайся, только жизнь дели со мной.
– Ты ничего не поняла. Я хочу разнообразия. Целый год ты мне это разнообразие давала. Мы хорошо развлеклись.
– Я была развлечением?
– Конечно! Как бейсбол, как ночные гонки по фривэю, как крутой блокбастер. Что здесь неправильного? Пришло время, когда другие развлечения влекут меня больше. Спасибо тебе за то, что нам было весело. Пока. И не вздумай меня «доставать» звонками, письмами и прочей белибердой.
И он ушёл. А я осталась. Во мне зашевелилось тоскливое, тягучее, безликое «Ничто». «Ничто» набрало номер телефона школьного психолога. Через час я лежала в палате коррекционного центра и плакала в потолок. В голове вертелись строчки Цветаевой:
«Стать тем, что никому не мило,
– О! Стать как лёд! —
не зная ни того, что было,
ни что придёт.
Забыть, как сердце раскололось —
И вновь срослось,
Забыть свои слова и голос,
И блеск волос…»
Голос психолога разорвал Цветаевскую мысль.
– Ламентия, почему ты так часто ищешь ответы на вполне американские вопросы у русских авторов? Наши, американские болячки надо лечить американскими методами. И ответы надо искать в американской литературе. Ты понимаешь, что у тебя происходит «наложение» неправильной матрицы на твои проблемы? Так и до раздвоения сознания недалеко…