– Жива? – встревоженно спросила Дайнека.
Сидящая на корточках рядом с Темьяновой Лариса вскинула голову:
– Не нужно сеять панику. С ней все в порядке. – Медсестра обратилась к пансионерам, которые заглядывали в комнату из коридора. – Пожалуйста, расходитесь!
По тому, как быстро все разошлись, было ясно: их многому научила долгая жизнь и пребывание в этом пансионате.
Дайнека уходить не спешила. Кроме нее и Ларисы в комнате остался дежурный, прибежавший с первого этажа.
– Что с ней? Почему она лежит на полу? – снова спросила Дайнека.
– Лукерья Семеновна – немолодая женщина. К этому возрасту у человека накапливается много болезней. Если я начну перечислять все болячки Темьяновой, до утра не управимся.
– Она дышит? – поинтересовался дежурный.
Дайнеке показалось, что спросил он только для того, чтобы оправдать свое появление.
– Возвращайтесь на пост. Ваша помощь мне не нужна, – распорядилась Лариса.
В дверях дежурный столкнулся с медсестрой в зеленом брючном костюме. Моргая заспанными глазками, она застыла у входа:
– Что случилось?
– Это я у тебя должна спросить, что здесь случилось!.. – огрызнулась Лариса.
– Я… просто я…
– Молчи, Татьяна! Завтра же напишу докладную на имя Водорезова. Я из общежития успела прибежать на ее крик. Где ты была во время дежурства?
Девушка опустила голову.
– Спала? – осведомилась Лариса. – Спала так крепко, что не услышала крик?
Медсестра виновато кивнула.
– Бери бабушку за руки. Нужно перенести ее на кровать.
Дайнека помогла медсестрам поднять старуху. Лариса присела рядом с Темьяновой и взяла ее руку. Слушая пульс, коротко приказала Татьяне:
– Быстро принеси тонометр.
Та убежала за аппаратом и вскоре вернулась.
Лариса натянула надувную манжету на старухину руку и включила прибор. Спустя минуту сказала:
– Артериальное давление низкое. Срочно набери однопроцентный раствор мезатона и пятипроцентный эфедрин.
Дежурная медсестра уточнила:
– В один?
– В два!
Татьяна убежала, а Дайнека спросила:
– Что значит, в один?
– Речь идет о шприцах.
– А-а-а-а…
Не успела Дайнека закрыть рот, как старуха открыла глаза, обвела взглядом комнату и застонала:
– М-м-м…
– Что? Что? – мягко спросила Лариса.
– Где? – Темьянова указала рукой на темное окно, а потом повела ею по комнате.
– Я не понимаю.
– Где эта женщина?
– Ушла за лекарствами.
– Да нет же… – прошептала Дайнека. – Неужели не понимаете? Она говорит о другом.
– Что вы хотите сказать? – Лариса склонилась к Темьяновой.
– Я видела ее… – прошептала старуха. – Она влетела в окно.
– Кто?
– Эта женщина.
– Как она выглядела? – вмешалась Дайнека. – Вы ее разглядели?
– У нее были крылья… Да-да… Два белых крыла. – Темьянова указала в угол за шкафом. – А тот, в черном… Он стоял там.
– Здесь был еще кто-то? – удивилась Лариса, и они с Дайнекой переглянулись.
– Мужчина… – старуха еле ворочала языком. – Маленького роста, будто ребенок.
– И где же эти двое сейчас? – оптимистическим голосом поинтересовалась Дайнека.
– Тот, что был в черном, навалился на меня и начал душить… – Темьянова дотронулась до своей шеи, на которой пламенели красные пятна.
Лариса отвела ее руку и скосила глаза на Дайнеку, как будто призывая быть свидетелем невозможного.
– А потом?
– Я закричала.
Дайнека прошла к окну и дернула створку. Обернувшись, сказала:
– Окно не закрыто.
– Подул ветер, оно распахнулось, и сделалось холодно. – Темьянова поежилась и тяжело перевела дыхание. – Потом прилетела та женщина.
– Это я прикрыла окно. Оно было распахнуто. Чертовщина какая-то! – не сдержалась Лариса и, взглянув на Дайнеку, спросила: – Вы что-нибудь понимаете?
Не зная, что еще можно сказать, та честно созналась:
– Нет, ничего.
К счастью, пришла Татьяна и вколола старухе лекарство. Лариса выключила верхний свет, оставив ночник, и велела медсестре сидеть в комнате до утра. Сама же вместе с Дайнекой вернулась в общежитие персонала, где, простившись, они разошлись по своим комнатам.
У Дайнеки не получилось заснуть. Она долго ворочалась, потом встала, проверила, закрыто ли окно, и наглухо задернула шторы. Побродив по комнате, вышла в коридор и, наконец, призналась себе, что боится оставаться одна.
В комнату вернулась только тогда, когда за дверьми начали трезвонить будильники, и стали просыпаться работники кухни. В результате Дайнека пришла на работу, проспав всего три часа.
На этот раз никто не ждал ее у дверей. Она успела прийти в себя и даже доесть шоколадку, которая со вчерашнего дня лежала в ящике стола. Часов в одиннадцать явилась, вернее, прикатила первая читательница. Как ни странно, ею оказалась Лукерья Семеновна Темьянова. Ее привез бодренький старичок, которого Дайнека видела вчера вечером в гостиной у телевизора. Он втолкнул в комнату коляску с Темьяновой и удалился.
– Доброе утро, – сказала Лукерья Семеновна. – Вас не было на завтраке. Почему? Вы такая худенькая, вам нужно питаться.
Дайнека ответила:
– Решила подольше поспать.
– Простите, – огорчилась старуха. – Сама не знаю, как это случилось. Я помню, что вы были рядом. Вы и Лариса.
– Мы перепугались, – подтвердила Дайнека. – Но вашей вины в этом нет. Кажется, вы кого-то увидели?
Темьянова отвела глаза.
– Теперь у меня ни в чем нет уверенности.
– На вашей шее были красные пятна.
Старуха машинально проверила пуговицы закрытого платья.
– Мне бы не хотелось об этом…
Дайнека не отступала:
– Вы видели женщину с крыльями?
– Я сказала: женщину в белом, – уточнила Темьянова.
– Да нет же… Я помню. Вы сказали, что у нее было два белых крыла.
– И вы поверите в летающую женщину?
– Но вы же ее видели! – Дайнека повторила: – Вы ее видели?
Старуха сдалась:
– Видела.
– Вот так, прямо…
– …как вас.
– Боже мой! – заволновалась Дайнека. – Этого просто не может быть!
– Ну вот. Вы тоже не верите… Стараетесь, но не можете. Если узнает Песня, меня упекут в сумасшедший дом.
– Не то чтобы не верю. Просто сомневаюсь немного. Ну, предположим, она влетела в окно. Но кто же его открыл?
– Во-первых, не предположим. Она была в моей комнате. Что касается окна, его мог открыть тот мужичок… – Лукерья Семеновна мелко перекрестилась. – Думаю, это был черт.
– Не советую вам так говорить, – сказала Дайнека. – Если узнает Песня…
– Вы правы. Об этом нужно забыть. Спишем на то, что я уже старая. К тому же у нас, артистов, живое воображение.
Дайнека улыбнулась:
– Смотрю на вас и думаю: на артистку вы не похожи. Скорее, на учительницу.
– Я сорок лет прослужила в театре, – с достоинством проговорила Темьянова. – Больших ролей не играла. Сначала выходила в массовке. Потом – «кушать подано». К тридцати годам начала играть подружек героинь. Ну и, конечно, все инженю[2] и травести[3] были моими. Рост маленький, комплекция подходящая. Худо-бедно выучилась кривляться и говорить тонким голосом. Если бы перешла в детский театр, а меня туда звали, играла бы главные роли. Да вот, глупая, припала к взрослому драматическому, да так и проработала до пенсии… – она вздохнула и ласково улыбнулась. – Последние годы играла старух. Наш актерский удел: возрастных ролей в пьесах мало.
– Могу я вас спросить?
– О чем, деточка?
– Почему вы попали сюда?
– Потому что осталась одна, – Темьянова похлопала Дайнеку по руке. – Если хотите узнать про детей и мужа, я незамужняя. Сыночек Ванечка был, да умер. Трех лет не прожил.
– Простите…
– Не за что, дорогая. С годами я поняла: несчастье входит в ту дверь, которую для него открыли. Я сама виновата во всех своих бедах. Могла выйти замуж за хорошего человека, да полюбила никчемного. Что до Ванечки моего, и здесь – кругом виновата. Театр поперек любви к сыночку поставила. Думала, что карьера важнее. Так что не жалейте меня. И не молчите. Не хочу, чтобы над нашими головами «кружила грустная птица молчания»[4]. Читали Трумэна Капоте?
– Читала «Завтрак у Тиффани». Но только после того, как посмотрела кино.
– У него есть рассказ «Воспоминания об одном Рождестве». Когда читаю, всегда вспоминаю детство… – Темьянова опустила глаза и вдруг замолчала.