Никто из них даже и не подозревает, как мне плохо, ужасно, катастрофично…
Боль штопором ввинчивалась в спину, одновременно подташнивало и хотелось в туалет, тело покрылось потом, ноги и руки дрожали, а «Скорая» все не ехала. Ей‑богу, ее следует называть «Медленная» медицинская помощь.
Внезапно я сумела глубоко вздохнуть. Боль в пояснице исчезла, тошнота пропала, блаженное состояние нирваны охватило меня. Господи, как хорошо, когда ничего не болит, какое счастье быть здоровой, хотя понимаешь эту простую истину, только занедужив.
Я сначала села, потом встала. В поясницу более не ввинчивался штопор, испарина исчезла, только слегка подрагивали ноги. Интересно, что такое приключилось со мной? Ладно, не станем ломать голову над пустяками, что бы ни было, оно прошло без следа, испарилось. Значит, надо отменить вызов, я добропорядочная гражданка, и, если мне уже не нужна медицина, следует сообщить об этом. Вдруг из‑за того, что бригаде придется ехать сюда абсолютно зря, кто‑нибудь умрет, не получив помощи.
– «Скорая», девятая.
– Простите, – торжественно заявила я, – отмените вызов в книжный магазин по адресу улица Федосеева.
– Что случилось?
– Помощь ехала очень долго, она опоздала, больная более не нуждается в медицине.
– Дарья Ивановна Васильева более не нуждается в услугах врачей? – вежливо спросила диспетчер.
– Да, – подтвердила я, – помощь опоздала.
– Хорошо, – ответила девушка, – приму соответствующие меры.
Я легла на диван и закрыла глаза. Ничего не болит, но во всем теле ощущается невероятная слабость, даже разбитость. Полежу тихонечко, авось пройдет, но усталость превратилась в каменную тяжесть, я сложила руки на груди, вытянулась и… задремала. Сквозь дымку сна послышался лязг и шорох. Потом чьи‑то грубые, жесткие руки стали хватать меня за ноги, на палец что‑то привязали… Пытаясь проснуться, я замычала, села и услыхала вопль:
– …черт‑те что!
Возле дивана стоял плохо выбритый мужик в слишком коротком, грязном, когда‑то белом халате. В руках он держал бинт.
– … – повторил он, – ты жива?
– Ясное дело, – удивилась я и тут увидела, что с большого пальца моей правой ноги свисает бирка, вырезанная из куска клеенки.
Я посмотрела на рыжий прямоугольник, в полном изумлении прочитав надпись, выведенную фиолетовым фломастером, и обалдело спросила:
– Это что?
– Это всем мертвякам цепляют, – объяснил санитар. – Умерший говорить не могет. Вот и тебе привязал. «Дарья Ивановна Васильева». Только никак не пойму, ты что, живая?
– Хочешь, укушу? Сразу поймешь, что перед тобой не труп, – обозлилась я. – Что тут вообще происходит? Ты кто такой?
– Труповозка, – бесхитростно пояснил мужик, – вызов поступил, «Скорая» сообщила: на Федосеева, в книжном, лежит тело директора, Дарьи Ивановны Васильевой.
– Что?!
– А то, – вздохнул санитар, – поскольку место общественное, не личная квартира, мы тут же явились, прям как сивки‑бурки.
Я только открывала и закрывала рот, не понимая, что происходит. Не успела кое‑как привести мысли в порядок, как раздался крик и в кабинет влетела толпа красных, возбужденных продавщиц. Впереди, естественно, неслась возбужденная Света. Увидав меня, она остановилась, словно налетев на невидимую преграду, потом завизжала:
– А‑а‑а, идиоты, сволочи, мерзавцы! Бей их, девчонки.
Шура и Лиля мигом вцепились в двух довольно щуплых парней, вошедших следом за ними в мой кабинет.