Этот небольшого роста, крепко сбитый, мускулистый парень мог отпахать свои десять часов на ферме, а затем, расправив смоляные усы и сбрызнувшись одеколоном, ускользнуть в ночь на мопеде. Время до утра мексиканец обычно коротал в вагончике пышной мулатки Эльзы – работницы, расположенной в полутора милях отсюда птицефабрики, или в городе, в небольшом одноэтажном домике хозяйки булочной, пятидесятишестилетней блондинки Евы Полонски. Это казалось невероятным: жизнелюб Рауль Вирджилио, который один мог вкалывать за троих и иметь при этом двух любовниц, был мертв.
Выхватив из кармана мобильный телефон, Бутман набрал номер срочной медицинской службы и срывающимся от волнения голосом объяснил ситуацию. Завершив звонок, потомственный свиновод двинулся было к конторке, но откуда-то сверху на него налетели две мухи. Мужчина попытался отмахнуться, но почувствовал жгучие уколы в шею и левый локоть. Дин Бутман задрожал как в лихорадке, в глазах у него потемнело. Он сделал шаг назад, зашатался, не удержал равновесия и рухнул, уткнувшись лицом в грязные кроссовки мексиканца.
Медицинская бригада, прибывшая спустя шесть минут, обнаружила на ферме пять жертв. Помимо хозяина и Рауля скончались еще два мексиканца и жена одного из них. На подъезде к поросячьему царству взвыли сирены. На помощь первой бригаде, прибыли вторая и третья. Лица санитаров были закрыты масками, руки перчатками, длинные голубые брюки прикрывали щиколотки. Впрочем, медики могли бы и не оберегаться. Совершив свое подлое дело, вся зловещая пятерка одновременно поднялась и, строем фронтовых штурмовиков, возвращающихся с боевого задания, покинула пределы фермы.
Мухи устроились на ночлег у старого дуба, в месте, которое, по их понятиям, можно назвать райским – в политых обильным дождем и прогретых жарким дневным солнцем кучах свиного навоза.
«Свиной грипп на ферме Дина Бутмана» – сделали поспешный вывод падкие на сенсацию журналисты, и эта новость волной прокатилась по Америке, а затем и по всему миру.
11. Николя Бризар
Под крыльями «боинга», летевшего из Парижа в Москву, ровно гудели двигатели. Строев в гражданском костюме сидел, вытянув ноги, в широком кресле салона первого класса. На сиденье слева от него читал книгу черноволосый мужчина лет пятидесяти.
Преподаватель московского университета Андрей Петрович Глебов был сугубо штатским человеком, никогда в армии не служил, но тем не менее довольно часто выполнял отдельные, связанные с переводом, поручения военного ведомства. Строев предпочитал, чтобы на встречах и переговорах с иностранцами ему помогал именно Глебов, поскольку тот, не только превосходно знал больше десятка иностранных языков, но и был очень полезен в страноведческом плане.
Судя по светившейся под потолком электронной карте маршрута, позади уже остались Германия и Польша, лайнер находился над Белоруссией. По радио объявили, что самолет пролетает над зоной повышенной турбулентности, Глебов отложил на столик книгу и пристегнулся. Строев, приникнув к стеклу иллюминатора, увидел внизу золотую россыпь огней какого-то белорусского города, затем пошло темное пространство, иногда нарушаемое редкими гроздьями тусклых огоньков полесских деревенек.
– Березина, – констатировал Глебов, показывая пальцем, на обозначившуюся на экране голубую, извилистую ленту.
– За какие-то три часа пролетели почти всю Европу. В юности казалось, что Париж, что-то такое далекое и почти недосягаемое, а лететь-то до него в два с половиной раза меньше, чем до Хабаровска, – отозвался на это Александр Иванович.
Генерал замолчал, подумав о том, что двести с лишним лет назад где-то здесь граф Николай Нелюбов подобрал и спас погибающего в белорусских снегах раненого корнета французской армии Оливье Бризара. Эту историю Строеву рассказал прапраправнук спасенного корнета, полковник французского Генерального штаба Николя Бризар. Он подошел к российскому генералу с бокалом вина на небольшом приеме, устроенном российским послом по случаю пребывания Строева во Франции.
– Николай, – представился русским именем французский полковник.
Они чокнулись и пригубили из бокалов. Строев достал из нагрудного кармана визитную карточку и протянул французу, тот в ответ сделал то же самое.
– Вы говорите по-русски? – спросил Александр Иванович, внимательно вглядываясь в глаза нового знакомого.
– Нет-нет, совсем чуть-чуть, – смутился тот.
– Андрей, – позвал Строев переводчика, – помоги нам с полковником поговорить.
Николя Бризар рассказал, что его предок, корнет Оливье Бризар, отступавший в составе армии Наполеона из Москвы, на подходе к реке Березина был ранен в ногу, брошен бегущими товарищами и замерзал, когда его, обмороженного и истекающего кровью, подобрали русские солдаты и доставили к командиру полка графу Николаю Нелюбову. Тот проникся жалостью к молоденькому французу и отправил его в свою усадьбу в Смоленской губернии.
Жена графа Нелюбова умерла, и в отсутствие Николая всем хозяйством заправляла его мать – старая графиня. Она заботилась об Оливье, как о родном сыне, когда тот окреп, предложила преподавать французский язык трём своим внукам, оставшимся без матери.
Вернувшийся с войны Николай Нелюбов подружился с французом. Когда после семи лет, проведенных в России, Оливье Бризар захотел вернуться на родину, граф Нелюбов не стал препятствовать и снабдил французского друга деньгами. Возвратившись во Францию, Оливье вскоре женился и своего первенца назвал Николаем. Эту историю потомки корнета передают из поколения в поколение, и в честь русского графа Нелюбова каждый первый сын в роду нарекается Николаем.
– Так, что мои прадедушка, дедушка и отец – все сплошь Николя, и меня вы можете называть, как это у вас в России принято, Николай Николаевич, – улыбнулся француз и добавил, что подошел к гостю не только для того, чтобы рассказать эту семейную историю. Его хороший знакомый, политический обозреватель газеты «Монд» Луи Бланше, хотел бы взять интервью у генерала.
Александр Иванович вопросительно посмотрел на Глебова.
– Луи Бланше – известный и очень авторитетный во Франции журналист, – сказал переводчик. – Многие министры считают за честь встретиться с ним. Это будет серьезный материал в серьезной газете.
Сейчас, поглядывая в темное стекло иллюминатора, генерал думал о том, каким количеством крови политы эти две с половиной тысячи километров, отделяющие Москву от Парижа! Миллионы, миллионы могил русских, немецких, французских, итальянских, румынских, сербских солдат. Нет в Европе такого народа, который не потерял бы на этих пространствах своих сыновей! Если с высоты сегодняшнего времени оглянуться назад, в голове возникает логичный вопрос: «Зачем, за что молодых ребят, как того Оливье Бризара, посылали на верную и страшную смерть?!» Поход Наполеона в Россию – безумие, Первая мировая война – безумие, попытки Гитлера и японского императора Хирохито овладеть миром – безумие. В конечном итоге все великие войны окончились крахом для их зачинщиков.
Собственно, такими соображениями российский генерал поделился с Луи Бланше. Тот опубликовал интервью, и свернутая вчетверо газета «Монд» с этим материалом лежала на столике слева от Строева. Теперь, когда Франция осталась позади и самолет подлетал к Москве, мысль о том, что делать и как обуздать эту проклятую муху, опять мучительно заворочалась в голове генерала.
12. Рука Москвы
Солдаты в противогазах и прорезиненных комбинезонах оцепили ферму покойного Бутмана. В ангаре взорвали несколько гранат с газом снотворного действия, и пятьсот восемьдесят породистых, хорошо откормленных поросят тут же уснули. Три автопогрузчика оранжевыми жуками стали ползать по двору и, пятясь задом, вывозить на широких стальных вилах спящих животных. За воротами фермы их сваливали в кучи.