– Зачем они взяли такую? – ляпнула Катерина Андреевна. – Можно было найти нормального младенца. Легче воспитывать, чем корректировать педагогические упущения.
– В память о Жуленьке, – тихо произнесла подруга. – Юля и Коля специально отобрали самую несчастную, никому не нужную малышку, которую точно никто не удочерит. Ради Жуленьки мы хотим ей помочь, дать нормальную жизнь, образование.
– А лицо?
– Сделаем операцию, – откликнулась Крылова, – исправим внешность.
– В память о Жуленьке... – протянула Золотарева.
И услышала признание Раисы:
– Я обязана искупить вину.
Катерина Андреевна возмутилась.
– Получается, новая Джулия твое наказание?
– Нет, нет! – яростно возразила Раиса Демьяновна. – Я хочу сделать бедного ребенка счастливым!
Шли годы, приемная девочка взрослела, и Катерина видела: нет в ней ни таланта, ни ласковости, ни обаяния безвременно ушедшего «Колокольчика».
Родители тратили большие деньги на репетиторов, но ума у Джулии не прибавлялось. Читать девочка не любила, рисованием не увлекалась, к музыке была равнодушна. Чего только не придумывала Раиса Демьяновна, чтобы найти у внучки проблеск какого‑нибудь таланта! Она записывала Джулию в спортивные секции, разные студии, водила в театр, консерваторию. Но все было зря – на уродливом лице Джулии отражалась лишь скука. Другие дети радовались, смеялись, хлопали в ладоши, а девочка говорила бабушке:
– Когда это закончится, мы уйдем, да?
Трудно было и в школе. Друзей девочка не имела, и дело не в страшненьком личике, которое, в конце концов, после множества операций стало выглядеть почти прилично, а в характере. Джулию не любили за мрачность, вредность и плаксивость. Она не была звездой школьных мероприятий и примой спектаклей, зато профессионально закатывала истерики, причем по любому поводу.
Вот, скажем, такой пример: Джулию случайно толкнули на перемене. Любая другая девочка после падения вскакивала, догоняла обидчика и дубасила его кулаками. Или неслась жаловаться классной руководительнице. Джулия поступала иначе. Она оставалась сидеть на полу и орала:
– Конечно, я уродливая жаба. Наступите на меня и раздавите. Мое лицо похоже на плевательницу. Харкните в него!
Смущенный одноклассник протягивал девочке руку и говорил:
– Прости, я не хотел.
Но Джулия продолжала:
– Так мне и надо! Я огрызок! Обмылок!
Затем падала навзничь и начинала кричать:
– Жаль, что ты не убил меня! Жаль! Жаль! Попробуй еще раз!
Неудивительно, что дети не хотели даже приближаться к ней.
Джулия охотно устраивала скандалы также бабушке, маме и папе. Если какая‑то из ее просьб оказывалась невыполненной, допустим, ей не купили очередную куклу – девочка заводила привычную песню:
– Так мне и надо, уродке!
– Жуленька, успокойся! – кидалась к ней Раиса Демьяновна.
Далее диалог несся по накатанной колее:
– Чудовищу не нужны игрушки.
– Солнышко, не волнуйся, сейчас куплю тебе куколку.
– Нет, спасибо. Уроды не достойны подарков.
– Джуленька, извини, просто перед зарплатой денег мало, я хотела сэкономить.
– Конечно, зачем последние рубли на страшилище тратить.
– Уже бегу в кассу!
– Не надо.
– На, Джуленька! Возьми, вот она!
Игрушка летела на пол под истерический вопль:
– Нет! Не хочу из жалости к уродине купленного! Нет!
Джулия принималась рыдать, падала, билась в конвульсиях, к ней вызывали доктора.
Катерина Андреевна понимала: наглая девчонка нащупала педаль, нажимая на которую можно манипулировать родными.
– Не иди у нахалки на поводу, – советовала она Раисе, – нельзя исполнять все ее капризы.