Филимоновой», – изумился Евгений.
Лицо Веры Семеновны стало злым, но она быстро справилась с эмоциями.
– Анастасия, дорогая, простите! Вы хотели написать своей самой любимой фанатке какое‑то пожелание, а мы вам не дали закончить предложение. Так?
Чувствуя себя китайским болванчиком, я энергично закивала.
– Прошу вас, продолжайте, – прочирикала Вера, возвращая мне фото.
Я нацелила фломастер и печатными буквами вывела после росчерка – «наше все», затем поставила две буквы А. Ф. и вернула карточку косметологу.
– «А. Пушкин – наше все», – озвучила написанное Вера Семеновна. И восхитилась: – Какая глубокая мысль!
– Раньше у Анастасии другой автограф был, – пробормотала торговка мебелью, – с кучей круглых завитушек.
– Дорогая, вы обладательница эксклюзивной подписи, – продолжала выкручиваться Вера. – Уникальной, в стиле японской каллиграфии. Филимонова ею недавно увлеклась и изменила манеру подписываться. Теперь она лаконична.
– А‑а‑а… – протянула Кутузова. – Можно сделать наш совместный кадр?
– Звезда согласна, – живо отозвалась косметолог.
Алена Ивановна неожиданно агрессивно спросила:
– Послушайте, а чего вы все время языком мелете? Почему не даете актрисе слова произнести?
– У Филимоновой маска на лице и шее, – зачирикала Вера Семеновна, – горло стянуло. И вообще, что вы капризничаете? Звезда наша постоянная любимая клиентка, делает одолжение постороннему человеку, жертвуя своим законным отдыхом, раздает автографы, а вы претензии предъявляете. Пушкин вам не понравился? Если не любите Александра Сергеевича, Анастасии с вами не по пути, госпожа Филимонова его и только его читает. Утром, вечером, ночью, в перерыве между съемками. Встаньте около кушетки, Анастасия с вами сфоткается, и мы продолжим процедуру. Маска из нашей уникальной глины стоит не одну копейку, а ваши капризы мешают ее действию.
– Секундочку! – воскликнула Алена Ивановна. И тут же заорала: – Эй, ты! Сюда!
Из коридора раздались топот, лязг, звон, потом голос Евгения:
– Вы куда? Туда нельзя, стойте!
Дверь в кабинет затряслась и распахнулась. Какой‑то парень в красной бейсболке начал втаскивать в комнату черные сумки, чемоданы, длинные чехлы, в которых лежали какие‑то палки. Одновременно он говорил:
– Зонтик поставим слева, в тот угол отражатель… А то освещение тут жесткое…
– Что происходит? Кто это? – оторопела Вера Семеновна.
– Лучший фотограф России Слава Генетов, – гордо представила незнакомца Кутузова. – Хочу профессиональную съемку, поэтому пригласила мастера. Кстати, я сбегала к стилисту. Хорошо выгляжу?
Косметолог закатила глаза, Алена же Ивановна неслась дальше:
– Дорогая Анастасия, вы, конечно же, узнали Славу? Он сказал, что сотни раз фотографировал вас для разных газет‑журналов.
Я поежилась. Ну вот, кажется, наступает момент истины. Генетов в отличие от Кутузовой, которую ослепило сияние, исходящее от нимба звезды сериалов, живо поймет, что имеет дело с самозванкой.
Слава повернулся ко мне и помахал рукой.
– Чао, бамбина! С того раза, что мы в последний раз встречались, ты стала еще красивее – загорела, очи голубым огнем на фоне темной кожи горят, очень эффектно.
Я с интересом посмотрела на Славу, а мебельщица удивилась:
– У Филимоновой же карие глаза!
В комнате на мгновение стало тихо. Первым опомнился фотограф:
– Дорогая, кто вам сказал эту глупость?
Кутузова приосанилась.