Они все хороши. Из своры Гришкиных только Саша чистый человечек, никому не нужный мальчик. Ольга‑то плохая мать, и теперь я ребенку ее заменила. Нам вместе очень хорошо…
Сделав паузу в рассказе, Майя вынула из кармана носовой платок.
– Знаете, меня беседа с Леной потрясла. Ну как можно мечтать жить с «папиком» долгие годы? За каким бесом ей чужой ребенок, если своих детей родить собирается? И нельзя всю свою жизнь распланировать. Правда, она с первого класса такой была. Зайдешь к соседям в гости – у всех бардак. Заглянешь к Ленке – идеальный порядок: кастрюли начищены, по росту расставлены, пьяная мать на чистом белье храпит, ее тапки аккуратненько на коврике стоят. Вот какая у меня подружка была – с железным характером и стальной волей, но очень добрая.
Отпадова всхлипнула.
– А что теперь? Лена умерла, и хозяин салона вмиг меня под зад коленом пнул. На квартире, которую она за год оплатила, я могу еще три месяца жить, а потом, если никуда не устроюсь…
– Эй, вы где? – заорал в коридоре Макар.
Майя живо вскочила, схватила лежащий на столике запечатанный пакет и затараторила:
– Теперь о нашей эксклюзивной услуге, голубой глине из самого экологически чистого уголка Африки.
Дверь кабинета распахнулась.
– Я рассказываю Татьяне об обертывании, – подобострастно пояснила Отпадова.
Макар, не удостоив ее взглядом, улыбнулся мне.
– Процедура с глиной волшебна. Для вас, Танечка, она, конечно же, будет бесплатной. И не одна манипуляция, а весь курс из десяти сеансов. Елене, жене моего отца, эффект очень нравился.
Я решила поддержать светскую беседу.
– Мачеха была вашей клиенткой?
– ВИП‑посетительницей, – уточнил Макар, уводя меня в коридор. – Первой получила членскую карту. Бесплатно. У нее был персональный шкафчик, ключ от него клиент обычно уносит с собой, не оставляет на ресепшен. Вам такой же вручат. Сюда, пожалуйста, заходите…
Заведя меня в небольшой кабинет с кушеткой и какими‑то непонятными аппаратами, Гришкин принялся бурно жестикулировать.
– Идея проста, как веник. Ваша фигура ну прямо как у Анастасии.
Я наклеила на лицо улыбку. Приятно еще раз услышать, что ты смахиваешь на толстую неуклюжую бабу пенсионного возраста. Честное слово, если б не желание сунуть нос в шкафчик покойной Елены, я бы развернулась и ушла.
– А вот лицо подкачало, – вещал хозяин салона.
Мой взгляд устремился к большому зеркалу.
– Неужели я выгляжу хуже Филимоновой?
– Ой, ну что вы! Вот ведь сказали! – всплеснула руками Вера Семеновна, стоявшая у какого‑то аппарата. – Актрисулька старая гадкая жаба, а вы молодая, красивая, цветущая женщина. Макар Захарович имел в виду, что вы совершенно на Анастасию не похожи, ваше личико за ее мордень не выдашь.
Младший Гришкин дернул шеей.
– Сам могу объяснить суть своего высказывания. Итак! Дадим вам наш фирменный халат, вы ляжете на кушетку. Вера покроет ваше лицо особой маской…
– Она имеет ярко‑зеленый цвет и меняет во время действия черты лица, потому что сильно стягивает кожу и мышцы, – снова не удержалась от комментария косметолог. – Вас никто не узнает, точно за Анастасию сойдете.
– Владелица фирмы, торгующей мебелью, хочет сняться со звездой, – напомнила я.
– И она фото получит! – взвизгнул Макар. – Встанете с кушетки, и вас с ней запечатлеют.
– Вы, наверное, забыли про маску, которой покроют лицо лже‑Анастасии, – напомнила я.
– У меня память как у слона, – отрубил Гришкин. – Алене Ивановне обещано фото, а уж в каком виде предстанет звезда, не оговаривалось.