– Апельсины? – удивилась она, когда по экрану поехали титры.
Я хмыкнул и кивнул на экран:
– Традиционный «хэппи-энд»?
– Угу. Но вообще-то это типичный мезальянс, – вынесла приговор Сашка, убирая ноги на пол. – С её положением в обществе девочка нашла бы себе жениха побогаче.
– Зато он красивый, – вступился я за Патрика.
– Мало ли! Красивый бы у нее любовник был.
– Значит, барсик, попадись тебе сейчас какой-нибудь Онассис, ты меня бросишь?
– Кроме того, что ты – не миллионер, – назидательно проговорила Александра, – ты еще и не красавец, не забывай. Так что можешь быть уверен, живу я с тобой исключительно по любви.
Склонив голову набок, она выжидательно глянула из-под светлой челки, но мой пустой желудок не сподвигал к развитию темы.
– Если ты так меня любишь, дай поесть, – я начал развязывать галстук. Через полуоткрытую дверь балкона из расположенного напротив троллейбусного парка долетали резкие гудки и ругань водителей.
– Как институт? – поинтересовался я за столом, тщась подцепить на вилку амбициозную макаронину.
– Стоит, – успокоила Сашка.
– Это хорошо, – одобрил я. – А подробнее?
– Да все нормально: зачеты, семинары – семинары, зачеты… Что там может быть нового? Кстати, тебе твой Линчевский звонил.
От удивления я ослабил бдительность, и макаронина, соскользнув с вилки, отползла к своим.
– Же-енька?
– А кто у нас ещё Линчевский? Просил перезвонить.
– Интересно, чего ему понадобилось?
– Перезвони, спроси. – Сашка отвела глаза и поерзала на табуретке. – А у тебя как на работе?
– Часов не добавят, – без лишних слов осветил я единственный интересовавший её аспект моей деятельности.
– Но ведь обещали… Юра, сколько можно жить на гроши?
– Ляксандра! – Подражая главе семейства времён домостроя, я громко постучал по краю стола пальцем. – Когда ты шла за меня, то разве не знала, что государство у нас не осыпает учителей золотом?!
– Знала. Но ты можешь поискать другую работу.
– Как я раньше не догадался! Только где меня ждут с моим учительским дипломом?
Зажмурившись, Сашка примирительно вытянула перед собой руки. Я выхлебал чай, обиженно буркнул «спасибо» и пошел звонить своему популярному однокурснику.
– Что нужно от простых учителей телезвёздам? – светски поинтересовался я, сразу узнав Линчевского по голосу.
Оказалось, Женькина телевизионная начальница уволила за профнепригодность одну из своих подчиненных. Корреспондентка, время от времени допускающая ляпы в эфире, давно висела, что называется, на волоске. Дело решил вчерашний выпуск «Новостей»: нерадивая журналистка пообещала народу температуру воздуха «от минус восемнадцати до плюс двадцати градусов по Цельсию». Может, «шахиня» сама и не заметила бы, но потрясенные климатическим феноменом зрители с утра звонили на канал, страшно веселились и беспокоились, не предвещает ли такой температурный скачок нового ледникового периода. Невольное соавторство с Гидрометом повлекло за собой заявление «по собственному». Разумеется, успокоил Женька, увольнение рассеянной дурочки – пустяк, не совпади оно с его собственным переходом на новое место.
– Что вдруг? – огорчился я.
– Рыба ищет, где глубже, – подпустил туману бывший однокурсник. – Короче, получилась дыра. «Шахиня» озадачилась, где толкового журналиста найти, я вспомнил о тебе. Говорю, парень хоть и не журналист, зато толковый.
Я польщенно хмыкнул:
– Мы вот только с Сашкой про новую работу говорили.
– Значит, подруливай завтра прямо с утра, – подвел черту Женька.
– С ума сошел: у меня уроки утром – конец года, – спохватился я. – И почему вдруг на телевидение стали учителей рекрутировать? У вас же там все места блатные.
– Это в твоей школе так думают?
– Ладно, не обижайся. Я просто побаиваюсь, – сознался я. – У меня ни образования специального, ничего…
– Образования у нас, если помнишь, одинаковые, – напомнил Линчевский, – а попытка – не пытка, правда, товарищ Берия? В общем, начальницу зовут Ванда Поликарповна Москвина. Бери ручку, адрес пиши.
Стараясь не выказывать волнения, я вернулся на кухню.
– Что, барсик, накаркал? Женька говорит, им человек нужен, хотят на меня посмотреть.
Подруга дней моих суровых медленно развернулась от раковины, сузила серые глазищи:
– Забожись!
– Век воли не видать. Но ты не радуйся, ещё ничего не известно. Я вообще не знаю, идти туда завтра или нет.
Сашка взмахнула тряпкой, и я еле успел увернуться от брызг:
– Совсем чеканулся. Сходи обязательно, попытка – не пытка.
– Вот и Женька так сказал…
Утром я долго возился в ванной, надел полосатую «выходную» рубашку, взял телефон и, полуразвалясь на диване для лучшего вхождения в образ, набрал номер школы. Посмотрев в зеркало на противоположной стене, я удовлетворенно заключил, что с меня без колебаний можно писать полотно «Смертельно раненый Ильич по телефону приказывает отдать свой паёк детям».
После гудков трубку снял военрук. Это хорошо: не придется лично контактировать с высшими эшелонами школьной власти. Слабым, но без пережимов голосом я попросил передать – у меня невыносимо болит голова. Просто раскалывается. Пусть уж сегодня меня подменят, а завтра я приползу при любом раскладе: конец года – святое. Без лишних вопросов (военная дисциплина!) военрук обещал довести до сведения и прервал связь.
Не ощущая вкуса, я прямо со сковороды срубал оставшиеся от ужина макароны по-флотски, выскочил на улицу и на последние копейки поймал «частника».
Глядя то в бумажку с адресом, то на номера домов, почти сразу нашел «здание икс». Старомодная – чёрная с золотыми буквами – доска у среднего подъезда коротко сообщала: «АО НГТВ», а ниже в скобках расшифровывала – Новое Городское Телевидение. Рядом с подъездом стояли скамейки и дефилировал мохнатый собачонок.
Охранник в камуфляже, зачем-то потрогав кобуру на боку, объяснил, как найти приемную. Следуя указаниям, я прошел мимо двери с табличкой «Тихо! Озвучка!», уступил дорогу хмурому дистрофику, волокущему, как муравей соломинку, штатив и наткнулся на курившую у окна легкоузнаваемую дикторшу.
Пока ждал в приемной, волнение понемногу ушло и вернулось только внутри кабинета главы телеканала: по западным детективам офис сталелитейного магната мне представлялся именно так. Его хозяйка выглядела лет на сорок с припёком, но, судя по короткой стрижке «под мальчика» и юбке чуть выше колен, вряд ли хотела признавать возраст. Понаблюдав за моими поползновениями прикрыть дверь плотнее, она раздосадованно бросила: «Просишь-просишь этого Ойбаева починить!.. Оставь её в покое, садись.»
Я присел на краешек стула.
– Значит, Юра, для начала расскажи немного о себе, – бросив взгляд на страницу перекидного календаря, перешла Москвина к существу вопроса.
Не до конца понимая, каких именно сведений от меня хотят, я на ощупь изложил некоторые факты своей биографии, особенно напирая на окончание филологического факультета и преподавание языка с литературой, что, как мне казалось, должно было свидетельствовать об умении обращаться со словом.
– Хорошо, – внезапно прервала Москвина. – Я возьму тебя в «Новости». Но с испытательным сроком.
– Извините, – промямлил я, – очень неудобно об этом спрашивать, но… во время испытательного срока мне будут платить?
– Безусловно. Оклад плюс гонорары. Как всем. Просто если через три месяца из тебя ничего не получится – извини. – Тут Москвина, опершись локтями на стол, подалась вперед. – А главное, что ты сразу должен запомнить – все, кто здесь работает, не просто коллеги. Мы – коллектив единомышленников. Команда. И если ты, Юра, окажешься замечательным журналистом, но не сработаешься с ребятами, нам придется расстаться. Понимаешь?
– Конечно, – взволнованно кивнул я.
– За всю жизнь я создала две команды, – вдруг разоткровенничалась моя новая начальница, – и этой, последней, очень горжусь. Мы как.., – она запнулась, – как одна семья – громко сказано, но по сути то же самое. Я искренне хочу, чтобы ты нам подошёл. Эта девочка, которую вчера пришлось уволить, она ведь не только плохо работала…