Леон Костевич
Молись и кайся
1
Эс!
Великий писатель Петр Авдеев!
Заматеревший в Москве Эсхил выпустил из рук перетянутые брючными ремнями сумки и троекратно расцеловал друга, щекоча черной, кудрявой, как набранный жирным курсивом текст, бородой.
Двадцать с лишним лет назад с этого же вокзала Эсхил Христофоридис уезжал поступать в «Щуку», а перед тем друзья ходили в театральную студию при Доме офицеров. Руководил потенциальными Качаловыми и Ермоловыми лицедей святоградской «драмы» Бобров, видом и манерами больше похожий на бурлака с неряшливыми усами, грубым голосом, к тому же пьющий. У себя в театре он играл Тузенбаха1, и играл хорошо, выпив же, любил порассуждать «о тонкости Чехова» и о том, что «никто ни бельмеса не понимает разбора драматургии этого великого автора». «Чехова нельзя иллюстрировать, внушал Бобров студийцам. А в нашем понимании тонкость это надеть длинное платье со шлейфом и напялить фрак». Притихшие студийцы внимали. «Не в этом суть! голосом оперного трагика ревел режиссер. Чехов глубинный автор!» Ни одного спектакля за все три года они так и не поставили пробавлялись концертами для военных к Двадцать третьему февраля да новогодними утренниками. Но было весело. Ездили на пикники, вместе встречали праздники, крутили романы. И постоянно что-нибудь репетировали.
Эсхил поискал глазами окно своего купе:
Жена дочек собирает
За прошедшие годы он стал напоминать карточного короля: прямой взгляд больших, немного удивленных глаз, румянец на скулах, полные губы и богатейшая растительность в пол-лица. Узнать, бывает ли у карточных королей лысина, обычно не дает корона, но если бывает друг Петра соответствовал образу целиком.
Сам Петр являлся обладателем коротких, никогда не расчесываемых темных волос: они торчали на голове соломой и придавали своему владельцу дополнительное обаяние.
Эсхил достал сигареты.
Я бросил давно, отказался Авдеев.
А я по пачке в день. Слушай, я же твой роман в Москве в книжном видел! Меня Сашка Горевой затащил.
Ты Горевого знаешь?!
Учились вместе. Хожу мимо полок, и тут: Петр Авдеев, «За роялем Берия». Видишь, название запомнил.
Это второй роман, который у меня в Москве издали. Первый лет пять назад, я за него литературную премию получил.
Горевому говорю: «Вот, друг мой написал». Потом посмотрел в Интернете, а там твое портфолио печатался в США, переводился на французский!..
Было дело. А мы тут все по нескольку раз фильм «Белоручки и замарашки» смотрели, где ты играешь.
Тоже было дело. Ты откуда узнал-то, что я приезжаю?
От соседки, которая за вашим домом смотрела. Заметь, случайно встретил. Мог бы и предупредить, между прочим. А, ты же номер не знаешь: мы переехали
Возникла пауза. Деловитый носильщик чуть не наехал Эсхилу тележкой на ногу, ветер пронес через опустевшую вокзальную площадь пакет из-под чипсов. Не представляя, о чем дальше говорить со старым другом, когда не видел его много лет, Петр задал тривиальный вопрос, на который принято отвечать «Стоит»:
Как там Москва?
Разонравилась! оживился Эсхил. Потому и вернуться решил. Сказал жене: «Хватит, милая, поедем в нормальный город, к нормальным людям»
Насовсем?
Насовсем, брат ты мой. Хамство, грязь надоело! Животных больше, чем людей, любят! Заходишь в магазин на прилавке котяра развалился. Тут колбасу продают, а он себе лижет все места, какие хочет, понимаешь? И все ему: «Ко-о-отечка, ко-о-отечка» А у меня-то психика здоровая, я же из провинциального города. Поэтому мне хочется взять этого кота за шкирку, скинуть с прилавка да еще наподдать. Как-то раз случай был
На высокой подножке вагона возникла одетая в черное женщина с усталым взглядом. Ее руки оттягивали чемоданы, из-за спины выглядывали две девочки лет шести и девяти на вид.
Вот, Таня, это и есть дружище моей юности, а ныне великий писатель современности Петр Авдеев, задорно представил Авдеева Эсхил.
«Великий писатель современности» смущенно кивнул.
А это, Петше, супруга моя Татьяна и знаменитый уроженец Святограда принял у жены чемоданы, помог ей спуститься, и доченьки мои, Варя и Глафира. Он снял с подножки девчушку с кукольными глазками и выбивающимися из-под шапочки льняными волосиками, а за ней крепенькую, с целеустремленным видом девочку постарше так в мультфильме могла бы выглядеть рассудительная морковка.