Если уж так сложилось, что тебе пришлось уехать за тысячи миль отсюда, мне хотелось подарить тебе что‑то на память, чтобы ты, сынок, вспоминал обо мне каждый день. Ты тогда обещал мне, что оно всегда будет висеть у тебя дома, в гостиной...
Боже правый, подумал Уилл. Он покачал головой и вздохнул, предусмотрительно прикрыв трубку ладонью. Если уж мама войдет во вкус, ее не остановить.
–... Я прекрасно помню того паренька, который продал нам ожерелье: совсем еще ребенок, подросток, в шортиках и сандалиях. У него была круглая, детская мордашка и темные вьющиеся волосы. Милый, ты помнишь, какие у него были странные пальцы на ногах?
– Я не смотрел на его ноги, – пробурчал Бингсли в ответ. – Я был слишком занят, отсчитывая две сотни баксов за это ожерелье. Тогда это были сумасшедшие деньги, знаешь ли.
– Ну, вспомни, я потом не раз тебе об этом рассказывала, – продолжала Алметта. – Тогда я была просто поражена. Вторые пальцы были у него настолько длиннее больших, что казалось, будто их специально вытягивали. Это теперь ты можешь сделать себе операцию, чтобы укоротить пальцы на ногах. Чик, и ты запросто сможешь влезть в эти ужасные дизайнерские лодочки с острыми носами и гигантскими шпильками. Ужасно, правда? Но, если честно, тому парнишке такая операция явно не помешала бы.
Пока мама продолжала щебетать, Уилл мысленно подсчитывал: сейчас этому парнишке уже хорошо за сорок, так что предположим, что на данный момент на нашей планете проживает некто с длинными пальцами ног, тридцать лет назад продавший его родителям украденное королевское ожерелье.
– ...Говорю тебе, сейчас уже не делают таких ожерелий, – продолжала Алметта. – Оно просто бесподобно. Так что там у тебя, дорогой?
– С чего это вдруг ты позвонил нам во Флориду и начал расспрашивать об ожерелье? – подозрительно осведомился отец.
– Ну, как бы вам это сказать... Я тут случайно узнал, что тридцать лет назад это ожерелье было украдено из Музея морских раковин. В конце девятнадцатого века оно принадлежало последней гавайской королеве. Тот паренек в аэропорту продал вам краденое ожерелье.
– Говорила же я тебе, что всегда чувствовала себя королевой, когда надевала его! – восторженно объявила его мать. – Оказывается, оно и в самом деле королевское! Как это прекрасно, что оно появилось в нашей семье! И оно досталось нам честным путем!
– Мам.... У меня больше его нет.
– Что?! – вскричала Алметта. – Что ты с ним сделал? Я дала его тебе, чтобы оно принесло тебе удачу!
Да уж, принесло, ничего не скажешь, подумал Уилл. Он с трудом откашлялся.
– Я одолжил его одной женщине, сотруднице отеля. Она выпускала наш информационный бюллетень. Она хотела сфотографировать его для спецвыпуска, посвященного балу «Стань принцессой», который запланирован на эту субботу. Я дал его ей вечером, перед самым ее уходом. А на следующее утро ее тело обнаружили на берегу, прямо под нашими окнами. Ожерелье было на ее шее. Полиция опознала его как ожерелье королевы Лилиуокалани, похищенное из музея тридцать лет назад.
– О господи! – воскликнула Алметта.
– Я никому не сказал о том, что это наше ожерелье. Не хочу, чтобы они подумали, будто я имею какое‑то отношение к смерти этой женщины. Мне также не хотелось бы, чтобы в полиции узнали, что мои родители украли его тридцать лет назад, находясь здесь на каникулах.
– Но мы не крали его! – возразила его мать с неподдельным возмущением. – Тебе ни в коем случае не следовало выпускать его из рук. Это была наша семейная реликвия!
Это тебе не следовало выпускать его из рук, подумал Уилл.
– Я просто хотел сообщить вам о том, что происходит. А заодно выяснить, где вы его купили.
– Интересно, что сейчас поделывает тот мальчик? – задумчиво осведомилась его мать.