Но их побеспокоил не старый добрый ирландский родственник или коллега с работы. Им звонил тот, с кем они заключили сделку, которой уже сами были не рады.
Дермот Финнеган, шестидесятипятилетний мультимиллионер из Феникса, штат Аризона, человек весьма влиятельный, был известен своим обаянием, равно как и бешеным нравом. Родители привезли Финнегана в Америку из Ирландии, когда тому было двенадцать. Упорный и настойчивый придира, яростный спорщик, привыкший всегда и во всем настаивать на своем, он с той самой минуты, как ступил на американскую землю, работал как каторжный, чтобы прокормить семью, не зная ни выходных, ни праздников. Да и теперь он не собирался уходить на покой. Из своего палаццо комнат этак в тридцать, выстроенного посреди необозримого поля для гольфа, он по‑прежнему направлял и руководил, прокручивая самые разные махинации и прерываясь лишь для того, чтобы сыграть партию‑другую в гольф. И при этом никогда не проигрывал.
Но он мог превратиться в настоящего тирана, если дела начинали идти не так, как он задумал.
– Брайан! – заорал Дермот в трубке. – Судя по твоему голосу, ты до сих пор дрыхнешь! По моим расчетам, сейчас у вас уже начало десятого! Какого черта ты до сих пор в постели?!
Брайан рывком сел:
– В отеле ночью случился пожар.
– Пожар?
– Да. Кажется, на кухне загорелось масло.
– Надеюсь, никакой чертов пожар не помешает тебе завершить свою миссию, или я не прав?
– Ну конечно нет, – ответил Брайан и красноречиво закатил глаза.
Дермот был также известен тем, что в разговорах со своими подчиненными частенько употреблял слово «миссия», заходила ли речь об уборке дома или воплощении в жизнь его прожектов. Брайан представил себе Дермота: сигара в зубах, остренькие голубые глазки, расширенные от гнева, багровое лицо, густая копна каштановых волос, которые он регулярно подкрашивал, и грузная фигура. Дермоту пошло бы на пользу хоть изредка прогуляться по полю для гольфа, однако он предпочитал разъезжать по нему с шофером, на тележке, украшенной фирменной радиаторной решеткой от «роллс‑ройса».
– Когда вы собираетесь забрать картины?
– Сегодня днем, – в сотый раз ответил ему Брайан.
– А потом сразу же самолетом назад?
– Да.
– И вы уверены, что вам не удастся уговорить художницу полететь с вами?
– Я ведь уже не раз говорил вам: она монахиня. Живет в закрытом монастыре, практически в полном уединении.
– Практически! Уединение – оно и есть уединение! Оно либо полное, либо его нет совсем! – прорычал Дермот.
– Послушайте, она как огня боится огласки. Скажите еще спасибо, что нам вообще удалось ее уломать написать для нас эти семь картин.
– Хоть убей, я этого не понимаю! Взять хотя бы Келлскую книгу, которая выставлена на обозрение в Тринити‑колледже в Дублине. Никто не делает тайны из того, что ее создали монахи! В чем проблема этой сестрички?
– Мы обещали ей, что ее имя останется в тайне.
– Обещания существуют для того, чтобы их нарушать. Ладно, мы к этому еще вернемся. Это лишь первый этап нашего плана. Говорю вам, она пишет как бог. С вашей стороны было очень благородно пожертвовать одну из ее работ на аукцион моей благотворительной акции «Глазами ирландца». – Дермот захихикал. – Бьюсь об заклад, вы и понятия не имели, какую ценность держали в руках!
Дермот был прав, но Брайану было неприятно в этом признаваться.
– Вы же знаете, нам с Шейлой всегда нравилось поддерживать самобытные ирландские таланты. Мне пришлось выложить кругленькую сумму за эту картину, – солгал он.
– А вы и должны быть щедрыми по отношению к ирландцам, на которых вы наживаетесь, продавая им барахло, которое у вас хватает наглости называть ирландскими сувенирами!
– Послушайте, Дермот, как только картины будут у нас в руках, я вам сразу же перезвоню.