И тут наконец появился Боцман, пеший и злой. Он поведал грустную историю «фольксвагена».
– Погибла тачка, – сказал он. – Там дальше по дороге городская свалка. Там я ее и бросил. Номера свинтил, документы сжег, движок попортил, чтобы не на ходу была. Там полна свалка умельцев – шастают, ищут, чем бы поживиться, они ее быстро оформят на запчасти.
– Стволы?
– Припрятал в надежном месте. – Боцман помялся. – В относительно надежном. Хорошо бы сегодня за ними вернуться. Помповики и газовый. Только патронов мало.
Я посмотрел на Бороду. Как ни был он увлечен сейфом, но взгляд почувствовал и отозвался:
– Попробуем достать.
– Только без уголовщины! Уголовщины с нас хватит.
– Купим.
– Если в сейфе что‑то есть, – усмехнулся Боцман.
– Есть, – сказал Борода. – Я денежку чую.
По лестнице прошли люди и, видимо, много. Во дворе завелась машина.
– Борода, кто это может быть?
– Хрен его знает.
– Я во двор не заглядывал, тачки не видел, – сообщил Боцман.
Минут пять стояла тишина, только щелкали маховички сейфа. И вдруг Борода пропел протяжно:
– А‑а‑а‑а, сука!
И тут в дверь постучали. Все, что мы могли сделать, – это прикрыть сейф барахлом. Борода открыл. Лариса. Возбуждена, на лице сменяют друг друга разнообразнейшие эмоции, губы закушены, глаза сверкают.
– Что вы такое сделали со Шкрабьюком? – напрямую спросила она.
– Мы? – изумился Борода. – А что с ним такое?
– Он умер.
– Какой ужас!
– Только не говорите, что вы здесь ни при чем, я все знаю!
Как же, голубушка, знаешь ты. Вся хваленая бабская интуиция базируется на этом «я все знаю». Вот дураки и раскалываются. Но Борода не повел себя как дурак.
– Да, мы его убили, – сказал он. – Топором. Специальным, горным. Ледоруб называется.
– Не прикидывайтесь, он от инфаркта умер, когда от меня ехал.
– Это большая потеря для нации. Лариса, но это, наверное, ты виновата! Ты небось заставила пожилого человека проявлять юношескую прыть! С тебя и спросят. Но ты не бойся, мы тебя не выдадим!
– Андрей, я знаю, что ты тут затеваешь что‑то опасное. С тобой рядом находиться всегда было опасно. Я думала, что я от тебя как‑то оградилась, но ты втягиваешь меня в какую‑то авантюру.
– Лариса, – пришел я на помощь Бороде. – Вот, положа руку на сердце, скажу: не трогали мы Шкрабьюка. Мы приехали сюда отдохнуть, а не авантюры затевать.
– А почему вы все вместе не уехали в Карпаты?
– Ну, это уже становится похоже на допрос...
– Это у меня только что был допрос! – Лариса, было успокоившаяся, опять взвинтилась: – Следователь, оперуполномоченный, двое из УНА. Почему‑то я должна отвечать?!
– Лариса, сядь и успокойся, – посоветовал ей Борода. – Ребята, у нас деньги есть? Лариса, хочешь коньяку?
– И кофе!
– Так зачем шуметь? Сейчас все устроим! Борода побежал гонцом, а Лариса поднялась к себе и принесла большие коньячные рюмки и кофемолку – этих аксессуаров у Бороды в заводе не было.
Коньяк Ларису успокоил, но кофе она потребовала приготовить по‑венски. Борода рассыпался бисером. Несмотря на то что он сгонял и за коньяком и за кофе, причем не в ближайший гастроном, а куда‑то подальше, чтоб не нарваться на подделку, он подвигнулся раздобыть и яйца для «видэньськой кавы». Ни у него, ни у Ларисы этого продукта не оказалось, пришлось Бороде ломиться к Деду.