Муха полностью протрезвел, но изрядно устал. А тут на столе мертвенной мутью заблестели бутыли самогона. Вид родного напитка, а не паленой «Гжелки» пробудил от дремы даже доставленных им покойников. Вот тогда‑то и началось. На Муху, при его малой массе, аборигеновка подействовала сокрушительно. Он держался до последнего, но к утру уже вовсю подтягивал и «козакы йдуть» и «Ничь така мисячна».
Надо отметить, что и старушки, и молодка отмечали Муху особым почтением. Его героизм при доставке сельчан к месту жительства не прошел незамеченным. Муха потом вспоминал, что даже с кем‑то целовался, но не был уверен, что не со старухой.
Его уложили в горнице, а остальных мужиков, как не оправдавших высокого доверия, выдворили на сеновал. К Мухе ночью приходила какая‑то женщина, но он ей отказал, поскольку рассмотреть ее был не в состоянии и боялся, что это его пытаются изнасиловать те самые крючконосые старухи.
Но здоровья Мухе было не занимать стать, и через каких‑то четыре часа он проснулся абсолютно трезвым и принялся оценивать обстановку. Обстановка была абсолютно никакой – кроме звуков мирного трудового дня, других сигналов в утреннем эфире не проскальзывало. И Муха откинулся еще на четыре часика.
* * *
Знакомство с городом проходило по трем спискам объектов. В первый список входили исторические и архитектурные достопримечательности. Каюсь, с этим ценным материалом мы знакомились весьма поверхностно. Второй список мы штудировали как положено. Штаб СНПУ, штаб УНА‑УНСО, областная милиция, областная «контора», то есть Служба безопасности Украины, штаб Прикарпатского военного округа. Город больше напоминал лабиринт, но у нас была ариаднина нить – Борода прихватил с собой примитивную, но удобную схему Львова. Он хорошо знал город и старался сориентировать и нас. Более‑менее это получалось.
В третий список входили многочисленные миниатюрные кофейни, покрывавшие город густой, источающей аромат сетью. Едва ли не в каждой мы выпивали по чашечке турецкого кофе, и уж точно в каждой такой забегаловке кто‑нибудь обязательно поднимался навстречу нашему чичероне, радостно здоровался, и начинался нудный обмен местными сплетнями. Борода уверял, что таким образом мы непременно заведем несколько нужных знакомств, однако часов до шести эти надежды не оправдывались никак.
От областного УВД мы спустились к центру по улице Коперника, свернули раз, свернули два, и тут я разинул рот. Вывеска гласила, что мы имеем честь идти по улице Джохара Дудаева. Борода, заметив наше недоумение, объяснил:
– Бывшая Лермонтова. Но Лермонтов – плохой, он воевал против свободолюбивых чеченцев, притесняемых клятыми москалями.
По улице Дудаева прошли молча. Вышли на проспект Шевченко к штабу СНПУ, драпированному громадными желтыми тряпицами, украшенными стилизованными свастиками. Поглазели на то, что здесь называется проспектом. Бульварчик метров сто пятьдесят длиной. Поглазели на этот рейхстаг и спустились в подвал кондитерского магазина. Борода стал заказывать неизменный кофе, но мы предпочли горячий шоколад.
– У меня на шоколад денег не хватит, – смутился Борода.
– Сказал бы, что у тебя финансовые трудности! – успокоил его Боцман.
– Неудобно, вы – гости...
– Считай, что мы богатые гости.
В «Шоколадке», так в народе называлось это заведение, нас ожидал приятный сюрприз. Из‑за дальнего столика, полускрытого в темноте подвальчика, вышел лысоватый коротышка и поздоровался с нашим проводником:
– Прывит, Андрий!
– Витаю, Лэсык! – Борода обратился к нам: – Лучший хакер Галичины Александр Вильчурский!
– Давно из Москвы? – спросил Лэсык с чудовищным акцентом, но по‑русски.
Прав был Борода, будем мы тут на виду, как три тополя на Плющихе.