– С меня? – удивился инспектор.
– Признаю, это уже не так впечатляет, как ваша импровизированная проделка с именем адвоката.
– Было бы лучше, если бы я спросил у Сары Хирш, как зовут ее адвоката, и еще много чего надо было спросить. Пойду я, пожалуй.
– Отдохните, Гварначча.
Он так и сделал. Все равно, по его мнению, в деле Хирш толку от него было мало, так что лучше бы он все время отдыхал. Правда, отдохнуть по‑настоящему так и не получилось. Как только он более или менее пришел в себя, он тут же поссорился с Терезой по поводу Джованни.
– Салва, нельзя заставить детей делать то, что они не хотят.
– Разве я сказал, что нужно его заставлять? Я просто говорю, что мы могли бы обсудить это вместе. Вот и все, о чем я говорю!
– Могли обсудить это? Обсудить это! Я целый месяц пытаюсь обсудить это с тобой, но я с таким же успехом могла бы обсуждать что‑то со стенкой. Я каждый день твержу тебе об этом, но обычные слова ничего для тебя не значат. Ты не слышал ни единого слова из того, что я тебе говорила, ведь так? Ну, так ведь?
– Конечно, я слышал... – Из тумана всплыли какие‑то фразы Терезы, на которые он в зависимости от настроения отзывался то ворчаньем, то крепкими объятиями. В ту ночь... В ту ужасную ночь после происшествия на шоссе... Он был так благодарен Терезе за то, что она тихим голосом что‑то долго говорила ему о мальчиках, успокаивая его, пока он не заснул. Эти обмякшие маленькие лапки, бедный мертвый кролик... Но прокурор сказал...
– Салва, ради всего святого! Ты даже сейчас меня не слушаешь! Если тебе все это неинтересно, да и бог с тобой. Вот только не надо продолжать командовать, когда война уже закончилась.
– Какая война? Кто командует?
– Ты целыми днями командуешь этими несчастными мальчишками, а потом приходишь домой и начинаешь...
– Несчастными мальчишками? Что ты имеешь в виду?
– Эти несчастные дети живут в казармах вдали от своих семей. И некоторые из них ненамного старше нашего Джованни. Не думаю, что ты прислушиваешься к их мнению больше, чем ты прислушиваешься к своим собственным детям.
– В армии к мнению солдат не прислушиваются!
– Тем более. Кофе будешь?
– Буду. А что ты хочешь сказать тем, что «война уже закончилась»?
– Я хочу сказать то, что Джованни уже сделал свой выбор. Он подал документы в технический колледж.
– Но это значит... – Теперь инспектор понял, что стоит на тонком льду, и благоразумие взяло вверх. – Он уже все решил в конце учебного года еще до того, как мы уехали в отпуск.
Инспектор постарался, чтобы его высказывание прозвучало как что‑то среднее между вопросом и утверждением. На тот случай, если Тереза скажет ему что‑то в ответ. И она сказала. На инспектора обрушилась красноречивая и обличительная тирада.
Инспектор расстроился. Он сам закончил обучение в школе в четырнадцать лет и мечтал, чтобы его сыновья прошли полный курс средней школы. Последнее, что он слышал или, быть может, вообразил себе, это что Джованни собирался в дальнейшем получить высшее образование. Тогда эта новость доставила ему огромное удовлетворение.
– Он тогда сказал, что он уверен.
– Значит, он передумал. В его возрасте...
– Нет, он не передумал. Это Тото его отговорил. Это он так для себя дорожку протаптывает! Во всем виноват этот проклятый компьютер!
– Ты единственный, кто хочет, чтобы Джованни стал карабинером.
– И что в этом плохого?
– В наши дни, Салва, молодежи нужны современные навыки. Наверняка у себя в участке только ты не умеешь пользоваться компьютером.
– Нет, не только я. Лоренцини моложе меня на пятнадцать лет, а тоже не умеет. – Лоренцини был бы удивлен, услышав это, но Тереза не знала правды, поэтому инспектор, как обычно, обратился за помощью к своему давнему союзнику.