– А вы не... Я понимаю, вы будете ночевать во флигеле совершенно один... Вы не... боитесь? Я имею в виду, вы не боитесь за свою собственную жизнь? – Вдруг инспектор осознал, что он не хочет повторения обстоятельств дела Хирш, которые произошли из‑за его невнимательности. Когда молодой человек рассмеялся, услышав вопрос инспектора, тот вздохнул с облегчением.
– Я не такая уж значимая персона. Я примерно так же важен, как личинка в саду... Даже меньше. Кстати, сэр Кристофер очень обеспокоен личинками. У нас даже прошла полуторачасовая конференция на тему «Сравнительные достоинства погадок и яичной скорлупы». Помните... Когда вы приехали на следующий день, после того как он заболел? С тех пор мы его ни разу не видели. Джорджо говорит, сейчас он совсем не может ходить.
– Я понял, – произнес инспектор. – Хорошо, я передам ваш рассказ моему начальнику... Не волнуйтесь, он сам мне говорил о возможности крупного ограбления. К тому же он так обожает эту виллу и сад. В течение августа мы глаз не спустим с этого дома.
– Спасибо. Мне пора возвращаться на работу. – Уже у двери юноша обернулся и спросил: – Можно задать вопрос? Заранее прошу прощения, если это нескромно и вы не можете мне ответить. Мы как раз сегодня утром разговаривали об этом, когда начали работу с лимонными деревьями, поэтому, когда я сказал, что собираюсь пойти к вам... Не думаю, что можно хоть наполовину верить тому, что пишут в газетах, но всем интересно, и мне в том числе. Сперва там напечатали длинную статью о том, что Саре Хирш перерезали горло, а потом еще половину колонки о том, что у нее был сердечный приступ. Где правда? Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего, все нормально. В газете напечатали правду, у нее действительно был сердечный приступ.
– Спасибо. Боюсь, что все будут разочарованы... Не потому, что мы желаем плохого бедной женщине, просто, если бы это было убийство, было бы интересней. До свидания.
Молодой человек тихо закрыл за собой дверь.
– Не все же время обсуждать нашествие тли... – проворчал себе под нос инспектор. Бедная Сара. Лишенная наследства и в то же время получившая чересчур большое наследство. Ну да ладно, постепенно он начинает понимать, какие у богатого человека могут быть житейские проблемы, если кроме этого он ничего не понимает. Личинки!..
– Лоренцини!
Дверь распахнулась в ту же секунду.
– Я как раз к вам собирался. С этими датами что‑то напутано. – Лоренцини с шумом бросил папку с делом Хирш на стол перед инспектором.
– Все даты верные. Я выписывал только те, что указаны в документах. Я не принимал во внимание гипотезы или россказни Ринальди.
– Ну да, если Ринальди вообще имеет к этому отношение. На этот счет он тоже немного приврал. Я имею в виду, вот в этой записке сказано, что Ринальди начал заниматься антикварным делом сразу после войны. Конечно, мы можем это проверить, поскольку это должно быть указано в его лицензии. И он знает, что мы можем проверить. Но именно эти даты кажутся несколько неправдоподобными.
– Да? Я так и знал, что надо спросить у тебя.
– Вы и сами могли бы в этом разобраться, – ответил Лоренцини. – Здесь на копии его заявления указана дата его рождения. «После войны» – это, мягко говоря, расплывчато, но, даже если мы предположим, что Джейкоб Рот отошел от дел и Ринальди взял на себя управление бизнесом в девятьсот пятидесятом году, получится, что Рот вышел на пенсию в тридцать семь лет, а Ринальди встал во главе бизнеса в девятнадцать. Я не говорю, что это невозможно, просто это несколько странно, вам не кажется?
– Забавно... Могу поклясться, я недавно говорил себе то же самое... Но, вероятно, я что‑то упустил из виду. Отошел от дел в тридцать семь лет, да? Должно быть, заработал кучу денег.
– Во время войны люди неплохо зарабатывали.