Никто из них не хотел говорить об этом. Черные ночи на автостраде. Девушки, которые отказались работать, девушки, которые думали, что смогут самостоятельно стать на ноги, избитые, измученные, никому не нужные. Последняя легко отделалась: перелом плеча, руки, колена. Она была на восьмом месяце беременности. Ребенка спасли.
И при всем при этом жизнь их в Албании была такова, что страшнее сутенеров были для них представители власти. Людей в форме они ненавидели. Так что здесь нужно терпение.
Вот если бы этот Марио был понапористей, пригрозил бы ей, что передумает, вместо того чтобы суетиться вокруг нее и блеять как овца. Возможно, это встряхнуло бы ее, заставило бы осознать...
У инспектора был припрятан еще один козырь, но он не был уверен, что имеет право использовать его: нечестно было бы вовлекать ее в борьбу с организованной преступностью. Лучше не торопиться и посмотреть, что будет. Он должен выполнять свою работу, он сказал и сделал, что мог, а капитан Маэстренжело, его начальник, не придет в восторг, если он провалит важное дело в надежде благополучно выдать замуж смазливую проститутку. Ничего не остается, как использовать Марио в своей игре. Вглядываясь в карту своего участка, висевшую на стене за головой девушки, инспектор проговорил:
– Я, конечно, не хотел этого говорить. – И это действительно было так.
– Что говорить? – Дори напряглась, глотнула дыма и закашлялась.
– Я разговаривал с Марио...
– Разговаривали с ним? Отговаривали его? Вы это имеете в виду? Советовали ему найти себе какую‑нибудь хорошенькую маленькую порядочную итальянку, которая работает в офисе...
– Нет‑нет... Ничего подобного. Нет...
– Что тогда? Что?
– Совсем наоборот, Дори. Я сделал для тебя все возможное, но, знаешь, ты позволила ему сорваться. Как ни крути, к этому времени ему придется обо всем рассказать своим приятелям на работе, своей матери, наконец. Представляешь, какой шум поднимет его мать? Что она ему устроит? Изо дня в день слезы и истерики?
– Он никогда не говорил мне о своей матери. В любом случае, зачем ей рассказывать? Зачем друзьям рассказывать? Это их не касается.
– Ну, кое‑что он обязан им рассказать.
– Ему совсем не обязательно рассказывать им, что я проститутка.
– Но он не может им не сказать, что ты...
– Что я албанка. Давай, скажи это! И поэтому я ничто, да? Чертовы расисты!
– Да, но в твоем случае это правда, ты же понимаешь? И, конечно, они все будут стараться его отговорить. Сомневаюсь, что дома или на работе его оставят в покое хоть на минуту. И это непременно будет иметь результат. Тебе надо заполучить его, пока все идет хорошо, Дори, пока ты не подцепила СПИД, пока не выпустили Илира, ведь ты не дала показаний против него, пока не родился твой малыш.
Это сработало. Полтора часа спустя он держал в руках заявление, напечатанное Лоренцини и подписанное Дориной Ходжа, которое позволит засадить Илира на несколько лет. Теперь Дори ничего не оставалось, как скрыться и разделить свою судьбу с Марио, который, к счастью, был сиротой.
Когда в следующий раз карабинер просунул голову в кабинет инспектора, тот с легким вздохом удовольствия произнес:
– Обед...
– Уже почти час дня, но... вы сказали, если кто‑нибудь будет настаивать...
– Кто там?
– Синьора... Хирш.
– Нет‑нет! Если Лоренцини уже ушел, не пускай сюда иностранцев.
Лоренцини немного говорил по‑английски, а если общения все‑таки не получалось, мог по‑французски или по‑немецки направить посетителя в полицейское управление на виа Борго‑Оньиссанти. Среди коллег он считался полиглотом.
– Он еще здесь, а эта синьора – итальянка. Во всяком случае, по паспорту.
– Ну ладно. Зови ее.