.. Странно... Он сказал, она пыталась что‑то ему продать, но он ответил, что ее вещи не стоят тех денег, на которые она рассчитывает.
– Бедняжка. Ну как‑то она обходилась. Все кончено, вы же видите. И в любом случае она умерла. Нет ничего важнее здоровья.
На розовом лице улыбающиеся глаза Паоло казались ярко‑голубыми. Он наклонился вперед и доверительно сообщил инспектору:
– Есть кое‑что, чего вы не знаете. Дело в том, что в понедельник вечером моя дочь со своим мужем была на том обеде. Ну, вы знаете, в номере шестом. Так вот, мой зять – архитектор, и он знаком с Росси, который живет этажом выше синьоры Хирш, и он, кстати, тоже там был. А когда начался весь этот шум в соседней квартире, мой зять предложил пойти с Росси туда и вмешаться. Мы теперь все время думаем, а вдруг они бы успели спасти ее?
– Очень сомневаюсь. Думаю, к этому времени для нее уже все было кончено, раз они начали выламывать сейф.
– Конечно, сейчас уже слишком поздно переживать, но невозможно не думать об этом... Послать еще за кофе?
– Нет‑нет... Спасибо большое за кофе и за вашу помощь.
– В любое время к вашим услугам. Мы всегда здесь.
Обдумывая феномен флорентийских званых обедов, инспектор устало тащился на третий этаж, сжимая фуражку в руке. Абсолютно не важно, кто ты по профессии, – сплетничают везде. Бакалейщик, который знает архитектора, который знаком с соседом... Журналист знает бармена, который поставляет мальчиков маркизу, женатому на американке, чья уборщица работает еще и у переводчика, который знаком с журналистом... Сплетни, переходя из уст в уста, становятся все интереснее, и последняя версия той или иной истории весьма отдаленно напоминает оригинал.
Дверь была открыта, печати сорваны. Инспектор нашел прокурора сидящим на нетронутой двуспальной кровати с кипой документов перед ним. Прокурор поднял голову, улыбнулся и спокойно сказал:
– А, инспектор. Доброе утро. Ну и что вы можете мне рассказать о нашем друге снизу, Ринальди?
– Он сказал, вы знакомы.
– Да, мне он тоже это сказал. Встречались на каком‑то обеде, о котором я начисто забыл. Конечно, такое вполне могло быть. Просто я не запоминаю подобных вещей. Что еще?
– Говорит, никогда не был в этой квартире. Еще говорит, ее вещи стоят гроши, не дотягивают до его стандартов, и нам это должно быть понятно, ведь мы уже были здесь. Сказал, что и разговаривал‑то с погибшей всего несколько раз, но признал, что между ними были трения. Сказал, это из‑за того, что она пыталась ему что‑то продать.
– А что именно?
– Не сообщил.
– Зато, держу пари, об этом сообщил бакалейщик.
– Он говорит, все это было связано с ремонтом здания.
– Скандал между соседями. Классический случай. Присаживайтесь, инспектор.
Инспектор осторожно опустился в обитое парчой кресло с круглой спинкой, стоявшее возле кровати. В таком кресле пристало сидеть даме в небрежно накинутом домашнем халате, а не карабинеру весом в сто девяносто восемь фунтов. При подобных – отнюдь не редко складывающихся – обстоятельствах инспектор старался сидеть очень прямо на самом краешке, перенося вес на ноги.
– Я полагал, вам лучше всех удастся поговорить с этими двумя, – продолжал прокурор. – Мне прислали с виа Борго‑Оньиссанти двух людей для опроса соседей и поиска возможных свидетелей. Как‑то же они вытащили отсюда этот сейф. К сожалению, никто ничего не заметил.
– Магазины были закрыты, было время ужина, – пояснил инспектор, повторяя рассказ бакалейщика. – Фактически на улицах остались одни лишь туристы.
– Боюсь, вы правы. Ладно, я слышал, эта женщина приходила к вам. Хочу знать зачем.
– К сожалению, я и сам точно не знаю зачем.
Прокурор минуту внимательно его разглядывал, потом, засунув незажженную сигару в угол рта, произнес:
– Прошу прощения за эту привычку.