– Он запнулся на секунду. – А вы свою во сколько заканчиваете?
Снежно‑бледные щеки женщины мгновенно залились румянцем досады.
– Вы не забыли, где находитесь?
На улице было холодно. Грейс Чэндлер в нерешительности остановилась на пороге, размышляя, не вернуться ли за курткой.
Едва видимый молочный диск солнца проглядывал сквозь тонкий слой облаков. Грейс решила, что не успеет замерзнуть, и спрыгнула со ступенек, чувствуя дрожь возбуждения от свежести утра, сулившего хорошую погоду. Бросила портфель в багажник машины, а сумочку засунула за сиденье, чтоб была под рукой.
От дома до центра Ливерпуля было двадцать минут езды, но поскольку она припозднилась, то попала в час пик, что могло вдвое увеличить время поездки.
Она повернула к Сефтон‑парку и поехала вдоль верхней оконечности озера, огибая парк вместе с устойчивым потоком любителей окольных путей, которые, как и она, пытались избежать светофоров и пробок на основных городских магистралях.
За рулем она предалась приятным воспоминаниям о сегодняшнем утре. Пока она в спальне насухо вытиралась после душа, Джефф сидел в кресле. В его карих глазах она видела любовь и желание.
Она притворилась, что не замечает его. Он был уже выбрит, элегантно одет, готов к работе. Кто‑то из сослуживцев говорил, что Джефф выглядит как боксер‑профессионал: нос не раз сломан и неправильно сросся, несколько шрамов, один из которых рассекает правую бровь. Каштановые волосы коротко острижены, как у большинства полицейских. Тот, кто видел Джеффа впервые, мог принять его за крепкий орешек. Грейс ничего такого в нем не замечала. Его твердый характер и физическая сила дарили ей спокойствие и уверенность в себе.
– Ты, кажется, что‑то интересное увидел? – спросила она.
– Конечно! – улыбнулся он в ответ.
Он поймал ее руку, когда она шла к туалетному столику. Притянул на колени, целовал ее губы, шею, груди. Затем поднял ее и отнес на постель. Ее пальцы нашли пряжку его ремня, она вздохнула, выгибаясь навстречу ему.
Солнце набирало силу. За пять минут, пока она ехала вдоль Сефтон‑парка, оно сожгло туманную дымку облачности и уже светило сквозь листву платанов и конских каштанов, покрыв мостовые круглыми пятнами медового цвета. Подогревало фасады викторианских особняков, этих жемчужин старого города, окруженных небольшими водоемами, лужайками и деревьями, которые казались Грейс легкими и сердцем города.
Поток автомобилей вернулся на основную магистраль, она включила указатель правого поворота и вскоре свернула в один из боковых проездов. Он и так был узким, а припаркованные с двух сторон машины сужали его еще больше. Она втиснулась в просвет, пропустив встречную машину. В тридцати ярдах от конца проезда стояла под косым углом к тротуару, работая на холостых оборотах, мусорка. Места мало, но проехать можно. Неожиданно грузовик сдал назад, перегородив проезд. Водитель смотрел на нее в зеркало, она даже видела огоньки в его глазах.
– Черт, – пробормотала она и включила радио. Музыка оглушила, и она откинулась в кресле, приготовившись к долгому ожиданию.
Сопровождающие грузчики подкатили два мусорных бака и зацепили их за рычаги. Сгустившаяся вонь гниющих пищевых отходов, сладкая и тошнотворная, изрыгнулась из открывшегося бункера мусорки. Из пакетов и валяющихся просто кучей отходов, забитых в грязную емкость, вырывались пузыри зловонного газа, настолько большие, что их даже было видно в свете солнечных лучей.
– Ну спасибо, парни, – недовольно сказала Грейс, закрывая решетки воздухозаборников.
Грузовик подал на три ярда вперед и с содроганием опять встал.
– Да чтоб тебя! – Она рванула ручник сильнее, чем следовало бы, и зло посмотрела на водилу, по‑прежнему пялившегося на нее в боковое зеркало.