Поэтому восстановление разрушенного поселения Нижних орелей Великий Иглон определил первоочередной задачей, затем, чтобы потом, не отвлекаясь больше ни на что, всего себя отдать только заботам о собственном народе.
Он решительно подошел к выходу из своих покоев и отдернул закрывающий его полог. Серебристая ткань сдвинулась почти бесшумно, но задремавший дежурный ольт немедленно подскочил на ноги и с готовностью распахнул крылья.
– Нет, нет, со мной все в порядке, – успокоил его Великий Иглон, – но необходимо немедленно позвать сюда моего дядю Ольфана, Иглона Твовальда и Иглона Форфана. Мне нужно с ними побеседовать о неотложных делах.
Последнюю фразу Донахтир произнес, как можно мягче, заметив побледневшее лицо ольта. Старейшина лекарей строго-настрого повелел ему следить за тем, чтобы Правитель, хотя бы один день, не занимался никакими делами. «Но это же смешно, – подумал Донахтир. – В той ситуации, которая сложилась на Сверкающей Вершине, Великий Иглон не имеет никакого права на бездействие. И старейшина ольтов должен это понимать и не обрекать своих людей на бесцельное сидение возле того, кто почти здоров! Вот вернется этот ольт – отправлю его помогать тем, кто пострадал при извержении».
Правитель сердито уселся на ложе и обнял здоровой рукой больную.
Все эти дни ему некогда было вспоминать о том страшном моменте, когда Твовальд обрушил на него руку с земным оружием. Но сейчас, в тишине и покое, в голову Донахтира, против воли, полезли обрывочные воспоминания о странной, никогда не испытанной боли – холодной в первый момент удара, но затем с пугающей быстротой наливающейся жжением, как будто солнце упало в рану.
Донахтира передернуло. Зачем он это вспоминает? К счастью, из орелей никто и никогда не причинит другому такой боли! Если только…
Он похолодел от новой мысли, пришедшей в голову.
Что, если на земле это обычная практика, и там, внизу, бескрылые создают своё оружие не ради украшения жилья, (какой прок в таком опасном украшении?), а для того, чтобы причинять друг другу вот такую же боль, или вообще убивать?! И не принесут ли новые Правители эти ужасные обычаи Орелям?
Великий Иглон снова вскочил и зашагал по комнате.
До сих пор он ясно представлял, что будет делать, когда придут дети Дормата – передаст власть и станет простым орелем, как того требует веками существующее уважение к подлинной власти. Но сейчас страхи и сомнения вновь начали нашептывать Донахтиру, что слепое следование древним правилам не всегда может оказаться верным. А вдруг на Сверкающей Вершине начнутся такие перемены, что ему, с детства готовившему себя к заботе о подданных, никак нельзя будет оставаться в стороне? Вдруг орели начнут не только ссориться, но и убивать? Что он тогда сделает? Первым поднимет бунт против новой власти, и от начавшихся раздоров станет спасаться еще большими раздорами? Нет – это глупо. Но, что тогда? Соберет единомышленников и улетит жить в другое место, где попытается воссоздать прежнюю жизнь? Но, если даже не брать в расчет холод, царящий на других вершинах, подобное действие иначе, как трусостью и бегством не назовешь. А Великие Иглоны никого из своего народа на произвол Судьбы не бросают! Значит, тоже не пойдет. Но, что же тогда?!
Он задумался о последних словах, произнесенных мысленно. Произвол Судьбы… Но Судьба не капризный ребенок – все, что делается её волей всегда четко выверено и продумано. И, выходит, ему, Донахтиру, Великому Иглону, не остается ничего другого, кроме как ждать и подчиняться!
Глупое положение. Очень глупое. Но ничего другого Правитель для себя найти не мог, учитывая, что по воле все той же Судьбы, приход новых Иглонов на Сверкающую Вершину стал неизбежен…
– Рады видеть Правителя в добром здравии, – донеслось от дверей.
Донахтир обернулся.
Его дядя и братья осунулись и выглядели совсем измученными, однако улыбались широко и радостно.
– Ты уверен, что здоров? – весело спросил Форфан – Иглон Восточного Города. – А то ольт, когда вел сюда, вздыхал так, словно ты позвал нас попрощаться.
Донахтир усмехнулся в ответ. Мрачные мысли, терзавшие душу, потихоньку отступали.
– Спасибо, что напомнил. Я, как раз собирался отправить этого ольта к тем, кто пострадал в Верхнем Городе.
– Нечего, нечего, – с притворной суровостью проворчал их дядя Ольфан. – Дворцовые ольты находятся в моем ведении, а я считаю, что ему нужно побыть здесь еще немного. На всякий случай.
Великий Иглон нахмурился.
– Я уже не мальчик, дядя, и сам могу определить, нужна мне помощь ольтов, или не нужна. Так вот, она мне больше не понадобится, потому пойди и отправь его в город, к старейшине, который укажет, где можно принести больше пользы.
Ольфан с тяжелым вздохом развел руками, словно призывая двух других племянников в свидетели, что с Донахтиром спорить бесполезно, и пошел освобождать ольта от его обязанностей при особе Правителя.
– Ну, как ты, Твовальд? – тихо спросил Донахтир у Иглона Верхнего Города.
Тот удрученно опустил голову.
– Держусь. Больше ничего не остается.
– Как твои орели?
– Вот дождусь леппов, послушаю, что они скажут о восстановлении Города, и завтра же отправлюсь по другим Городам – посмотрю, как мои там устроились.
– Хорошо, – кивнул Донахтир. – Я, возможно, присоединюсь к тебе, если успею закончить все свои дела…
– И, если позволят ольты, – вставил Форфан.
– Позволят! – раздраженно воскликнул Донахтир. – Вы не хуже меня знаете, что времени нашего правления осталось совсем мало! Нужно успеть сделать все возможное, чтобы максимально снизить потери и наладить жизнь, хотя бы просто похожую на ту, которой мы жили раньше.
Форфан и Твовальд переглянулись.
– Что? – спросил Правитель. – Почему вы так странно смотрите?
Иглоны неуверенно пожали плечами и опустили глаза.
– С тех пор, как ты сказал нам о детях Дормата, – начал Форфан, – все мы задаемся вопросом, что будет дальше?
– Те, кто придут, – подхватил Твовальд, – могут оказаться достойными всяческого уважения, но при всех наших бедах… Ты же понимаешь, Донахтир, им придется разбирать целый ворох проблем. Смогут ли это новые Иглоны? Как ни крути, а они все же…
– Ни слова больше! – перебил Донахтир. – Да, я все это понимаю, и сам все утро мучился похожими мыслями, вспоминая отца и его опасения. Но мы не можем отказать в праве на престол законным наследникам. Пусть придут и своим приходом подарят нашему народу надежду на то, что даже самые плохие события, в конце концов, приводят к радости. А остальное уже наша забота. Новые Иглоны не начнут править Шестью Городами в первый же день. Наверняка захотят осмотреться и все понять про нашу жизнь, и от того, как мы это преподнесем и насколько хорошо объясним, будет зависеть дальнейшая жизнь на Сверкающей Вершине… И все об этом! Больше подобных разговоров мы вести не будем. Подойдет время – разберемся, а сейчас у нас есть не менее важные дела.
Иглоны низко поклонились Правителю, выражая свою покорность, а он мысленно обругал себя за лицемерие. Мечтает вернуть прежнюю жизнь, и сам, уже в который раз, нарушает главное правило Великих Иглонов – быть предельно честным и искренним в своих делах, поступках и мыслях…
Тут, наконец, в покои с шумом вернулся Ольфан.
– Я словно вулкан усмирял! – отдуваясь, сказал он. – Этот ольт ни в какую не хотел уходить. И я его понимаю. Здесь гневаешься ты, Правитель, а там, за пределами дворца, будет гневаться старейшина. Ну, что бы тебе, племянник, не оставить беднягу при себе еще на день?
– Раненных слишком много, – отрезал Донахтир, закрывая тему.
Он сел на скамью возле окна и жестом предложил остальным присаживаться тоже.
– Прежде всего, несмотря на постигшее нас несчастье, я хочу решить вопрос о поселении Нижних орелей.