У вас не только нет, как вы сказали, никакого мотива для убийства, но если мы не докажем, что вы способны находиться в двух местах одновременно, то у вас не было и возможности совершить преступление даже при наличии мотива.
– Я подтверждаю то, что только что сказал, и мои коллеги‑музыканты могут это засвидетельствовать, – торжественно заявил Рескальо. – Но хотел бы спросить, несмотря на всю свою готовность сотрудничать: чем может помочь полиции мое свидетельство, если я оставался все время в раздевалке и ничего не видел и не слышал?
– Это неизвестно. Иногда какая‑то деталь, которая кажется несущественной, оказывается жизненно важной для расследования. Например, есть одна вещь, которая особенно привлекает мое внимание, – продолжал Сальвадор. – Судебный медик сказал мне, что у вашей невесты нет никаких отметин на теле, кроме тех, что связаны с удушением. Конечно, еще не сделано вскрытие, но при отсутствии ушибов, царапин и ссадин высока вероятность, что вашу невесту не затащили в Хоровой зал насильно, она пришла туда добровольно.
– Не имею об этом ни малейшего представления. Возможно, она искала кафетерий и заблудилась, как Агостини.
– Маловероятно. В конце концов, Агостини – приглашенный дирижер, ему не обязательно знать устройство этого здания. Но ваша невеста уже выступала здесь не один раз, правда?
– Да, это так.
– В таком случае ей трудно было заблудиться.
– Вы правы. А ее не могли убить в другом месте, а потом перенести тело в Хоровой зал?
Сальвадор махнул рукой, показав, что его не устраивает эта версия:
– С какой целью? В таком случае убийца рисковал бы, что его может увидеть кто‑нибудь из служителей или проходящий мимо музыкант.
– Возможно, ей надоело ждать в артистической, и она решила пройтись. Или она направилась в Хоровой зал, потому что знала, что там есть рояль.
– Разве их нет в каждой артистической? – возразил инспектор.
– Это инструменты для репетиций, так называемые пианино. У них звук корейского пластика. В Хоровом зале настоящий рояль, «Ямаха», хорошего качества.
– Ваша невеста играла на фортепиано?
– Не так, чтобы давать концерты, разумеется, но довольно неплохо. Имейте в виду, что с музыкальной точки зрения она была очень одарена.
– Почему бы ей вдруг захотелось сыграть на фортепиано после концерта?
– Не знаю. Возможно, чтобы расслабиться. Одно дело играть перед публикой, другое – для себя.
Сальвадору казались неправдоподобными построения итальянца, и он не мог удержаться, чтобы не показать этого:
– Давайте рассуждать рационально: ваша невеста закончила выступление, поскольку ее игра во втором отделении не была предусмотрена. Какое ее поведение было бы наиболее логичным?
– Если предположить, что в поведении женщин можно найти какую‑то логику, – сказал Рескальо, рассчитывая найти и находя отклик у собеседника, – то Ане имела обыкновение зайти в кафетерий и, как правило, выпить пива, которое она обожала.
– И все?
– Потом возвращалась в артистическую и дожидалась там своих поклонников, которые не могли попасть к ней до окончания концерта.
– Она всегда оставалась до окончания программы?
– Не всегда. Когда она знала, что на концерте нет друзей, знакомых или людей, с которыми ей хотелось увидеться, то иногда уходила сразу после первого отделения. Или же, наоборот, садилась в партере, чтобы насладиться музыкой во втором отделении вместе с остальными слушателями. Если это был концерт Бартока, как вчера, я думаю, она бы так и поступила, потому что очень любила эту музыку. Одним из наивысших достижений в ее карьере была запись его Концерта № 2, получившая два года назад «Grand Prix du Disque».