– Скоро.
– Как скоро? – уточнила Кэрол и с настойчивостью в голосе потребовала: – По крайней мере разрешите ей позвонить матери.
– Я уверена, что ее мать сейчас находится на улице, неподалеку от ресторана.
– Тогда, ради всего святого, скажите этой женщине, что с ее дочерью все в порядке! И кстати, когда я получу возможность позвонить своей матери? Она, должно быть, страшно за меня беспокоится, а со здоровьем у нее неважно.
– Пожалуйста, Кэрол, – вмешался в разговор Олаф. – Эта женщина всего лишь пытается выполнять свою работу...
– Я это знаю, Олаф. Мы все пытаемся выполнять свою работу!
– Надо проявить терпение...
– Я и так давно уже проявляю терпение, – парировала Кэрол. – А теперь, мне кажется, пора наконец начать действовать!
– Позвольте мне проконсультироваться с моим начальником, – сказала Мардж. – Вы все оставайтесь...
– Да мы и так никуда не можем деться, пока эти нацисты блокируют двери.
– Мне очень, очень жаль. – Мардж старалась, чтобы ее голос звучал спокойно. – Поверьте, мне меньше всего хочется причинять вам какие‑либо дополнительные страдания или неудобства. Я сейчас вернусь.
Кэрол, чье лицо все еще выражало гнев, молча кивнула. Мардж попыталась улыбнуться ей, но официантка лишь раздраженно закатила глаза.
Мардж направилась к двери, но по дороге ее перехватил Оливер.
– Ты идешь поговорить с Декером?
– Да. Нам пора начать понемногу выпускать отсюда людей. Это несправедливо...
– Я пойду с тобой, – сказал Оливер.
Они вышли на улицу и, вдохнув прохладного вечернего воздуха, ладонями прикрыли глаза от яркого света фар стоящих у ресторана машин, которых, по беглому подсчету Мардж, было не меньше пятнадцати – полицейские автомобили, машины прессы, кареты «скорой помощи» и несколько фургонов для перевозки мяса. Глаза Мардж быстро привыкли к темноте: в огороженном лентой загоне, с левой стороны от входа, толпилась группа людей. По пронзающим вечерние сумерки гневным выкрикам Мардж поняла, что это родственники тех, кто находился в ресторане в момент трагедии.
Уличные зеваки вместе с репортерами плотной группой стояли за обозначенной желтой лентой границей места происшествия, ярдах в пятидесяти.
Мардж увидела Декера. Лейтенант был бледен и с такой силой сжимал кулаки, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Мардж громко окликнула его. Он обернулся и подошел к ней и Оливеру.
– Вы закончили составлять список погибших? – спросил Декер.
Оливер показал ему листок бумаги.
– Отдать капитану? – осведомился он.
– Да, пожалуйста. Я уже и так доложил ему слишком много плохих новостей.
– Там внутри находится группа девушек‑подростков... – начала было Мардж.
– Сообщите их родителям, что девочки не пострадали. По крайней мере увидите слезы радости, а не отчаяния.
Мардж почувствовала, как к горлу подступает комок.
– Вы‑то сами в порядке? Хотя, наверное, глупо об этом спрашивать.
– Чувствую я себя отвратительно, – сказал Декер. – Но по сравнению с теми, с кем мне только что пришлось иметь дело, я просто живчик.
Сделав глубокий вдох, он медленно выдохнул и посмотрел вверх. Ночь выдалась туманная и беззвездная. Серп луны одиноко плыл в бесконечном сером море.
– Мне надо дать информацию журналистам. – Декер повернулся к работавшим под его началом детективам. – Кто‑нибудь сообщил вам хоть что‑то полезное?
– Как только началась пальба, все нырнули под столы и стали кричать, – сказал Оливер.
– Люди кричали и молились, – добавила Мардж.
– Пули летели отовсюду, – уточнил Оливер.
– Отовсюду? – переспросил лейтенант.