В то время, как господин Эстээраха наблюдал за охотничьей повадкой парящего орла, на площадке нарисовался Шаблон, Генеральный помощник Правителя Мира и одновременно куратор по идеологии Подчинения, человек, на первый взгляд, довольно неприятный… да и на второй – тоже. И на третий, если говорить начистоту, хотя вполне достаточно и двух, чтобы назвать его жутковатой личностью. Впрочем, если подходить строго к его сущностной характеристике, он и не личность вовсе, даже не человек, а некая риторическая фигура в образе человека, подстава, вымышленный персонаж, измерительная линейка, лекало, функция, плод практического ума, синтезированная модель межчеловеческих отношений, если хотите, то есть, продукт сугубо искусственный. Такой в чистом виде в природе не встречается.
Куратор вытек из потайной ниши, встроенной под лестницей, тихо, незаметно, как просачивается вода из прохудившейся бочки. Торопливым шагом, слегка заваливаясь на правую ногу, также бесшумно поднялся на площадку и застыл в подтянуто-подобострастной позе, ловко совмещая в пластике военную выправку и безусловное преклонение. Куратор был полюсной противоположностью господину Эстээраха: абсолютный раб – абсолютный господин. Последнего тоже трудно было бы назвать человеком в общепринятом смысле этого слова, ибо он представлял собой некий роковой фантом, прочно засевший в людском сознании и, благодаря этому, с завидной лёгкостью управляющий миром. На кураторе мешковато сидел синий мундир с золотыми отворотами на рукавах и орденом «ТИК»а I степени на шее, коим награждают за преданность Тайной Иерархической Конституции и вклад в дело стабилизации её незыблемых принципов. На его рябоватом лице с приплюснутым носом, трамплином взлетающим над тяжёлой челюстью, и напоминающем образ цивилизованной гориллы, застыло космического масштаба огорчение.
Господин Эстээраха, наконец, отвлёкся от орла и перехватил пронзительным взглядом проступивший сквозь солнечную дымку авиалайнер. Через минуту, когда авиалайнер обрисовался более чётко, господин Эстээраха вытянул руку, нацелил указательный палец на плывущий под небесами серебристый борт, и уже хотел нажать на воображаемый курок, как его прервали – постояв для приличия на некотором отдалении от шефа, куратор скрипучим покашливанием оповестил о своём присутствии. Правитель Мира хлопнул обеими руками по коленкам, досадливо поморщился. Однако ничего личного, как говорится, наоборот, напускное недовольство господина Эстээраха выражало отличное расположение его духа, это была обычная утренняя игра, психологический променад, особый ритуал, примитивная провокация, цель которой состояла в непринуждённом выяснении сиюминутного состояния Мира – всё ли находится на своих, санкционированных им, местах, нет ли причин для опасения, что его всемогущество в чём-то пошатнулось. И он вслед за этим, не глядя на помощника, задал, задаваемый им довольно часто, совсем простенький вопрос:
– Шаблон, без чего обычный человек не может обходиться прежде всего?
– Без пожрать и без потрахаться, сэр, – сходу и бесстрастно доложил куратор, принимая игру.
Но Правителя Мира нельзя было обмануть, он почувствовал едва уловимое напряжение в интонации Шаблона (в прошлый раз ответ звучал гораздо непринуждённей) и потому выставил уши, как локаторы, беспокойно пошарил в мировом пространстве в поисках смысла услышанного, и задал второй вопрос, наводящий:
– А деньги?
– Вы спросили про «прежде всего», сэр. А деньги не помешают ни тому, ни другому, – разъяснил куратор, слегка сконфузившись, и неожиданно для себя присовокупил скороговоркой: – Если не злоупотреблять.
– Что значит, «злоупотреблять»?
Куратор молчал, съёжившись. Обычно в разговоре с Правителем он не позволял себе комментариев, но тут, как чёрт дёрнул, сболтнул, нарушил субординацию, отвечай, когда спрашивают, а так – ни-ни!
Правитель насторожился.
– Ну же! Я задал вопрос, – сказал он с выражением кротости на холёном лице, отчего у куратора похолодело в груди. – Что значит, «злоупотреблять»?
– Очень просто, сэр: раскрывать рот на большее, чем сможешь проглотить, – отвечал Шаблон запинаясь и всё же не теряя присутствия духа. – Человек часто делает такие ошибки, подобно удаву, вознамерившемуся проглотить слона.
– А в чём причина? – вкрадчиво продолжал Правитель, он уже давно всё понял, но ему нравилось поиграть со своим помощником. В последнее время он немного заскучал. Впрочем, наверняка от него многое скрывают, и его скука беспочвенна.
– А причина в том, сэр, что он непомерно тщеславен, – видя скуку на каменном лице господина, Шаблон не на шутку раздухарился, пора поиграть в клоуна, и его понесло. – А тщеславен, сэр, оттого что глуп. А глуп, сэр, оттого, что ленив. А ленив, сэр…
– Достаточно. Вот и занимай его внимание кулинарным бредом. А чтобы не думал, поставь его раком и дёргай за либидо каждую секунду, чтобы моча ударила ему в голову и затопила мыслительный орган. По всем каналам. Чтобы выжить, он слопает всё, что ему ни предложат. Человека легче всего погубить, запрограммировав его на жажду наслаждений. Повсюду и постоянно, где бы он ни был. Ad infinitum!4 Такова моя доктрина. Я назвал её Принципом ломехузы. Знаешь, что такое ломехуза, Шаблон?
– Куда мне до ваших высоких соображений, – скромно ответил Шаблон, театрально потупившись.
– Ломехуза – насекомое, Шаблон. Маленький рыженький жучок, похожий на муравья и с виду абсолютно безобидный. Представь себе большой муравейник. Муравьиный мегаполис. У нас любят ставить муравьёв в пример людям, упоминая лишь об их положительных качествах. Муравьи, мол, – замечательные строители и организаторы и тому подобное. Хорошо работают, неплохо плодятся, заботятся о своём потомстве. Всё у них расписано, во всём вселенский порядок. И это действительно так. И стоял бы вечно их муравейник, не будь на свете ломехузы. Однажды этот коварный жучок, изловчившись, попадает в муравьиную детскую, к муравьиному потомству, и откладывает там свои яйца. Бдительные муравьи, разумеется, быстренько вычисляют непрошенного гостя и принимают меры к его выдворению из пределов муравейника. Но не тут-то было! Ломехуза не сопротивляется, нет. Ей хорошо известно: в чужой монастырь со своим уставом лезть не следует. И она выбирает тактику задабривания, просто откупается особым образом – выделяет наркотическое молочко, слизывая которое муравьи пачками балдеют и на какое-то время расслабляются, оставляют чужака в покое. А ему того и надо. При новом заходе происходит то же самое. И постепенно муравьи впадают в зависимость от лакомства ломехузы. Ради собственного наслаждения они начинают игнорировать правила муравейника. Перестают работать и полностью отдаются во власть маленького жучка. Затем из яиц ломехузы вылупляются маленькие ломехузики. Они проводят такую же политику, как и их родители, заодно поедая на завтрак, обед и ужин муравьиные яйца. И что в результате?
– Что, сэр?
– За довольно короткие сроки рушится всё, на чём держалась муравьиная держава. Муравейник постепенно исчезает, а ломехузы, пополнив свои ряды, отправляются на поиски нового, чтобы в конце концов, извести муравьиное племя на корню. Тебе это ничего не напоминает?
– Напоминает, сэр. Ой, как напоминает!
– Совершенно верно, люди очень похожи на муравьёв. В меньшей степени, конечно, на тех, кто работает, не имея понятия о существовании ломехузы, и в большей степени на тех, которые хотят ничего не делать и при этом получать удовольствие от жизни. В погоне за наслаждением человек не гнушается ничем. Зачем ему труд в поте лица и роды в муках, завещанные Хозяином Рая? Человек слаб и ничтожен в своей слабости. Вот тут-то мы его и прищучим.