Ты заночуешь у своей мамы в Тронгсунде. Я тебя туда провожу. Метро и такси. А потом открою свою черную записную книжечку и найду себе компанию на ночь.
Я улыбался как можно дружелюбнее:
– Нельзя тебе сейчас домой идти. Кто‑нибудь может проследить и узнать, кто ты такая. Потом начнет размышлять, почему ты так охотно ходишь в гости именно ко мне. А потом, может, захочет с тобой побеседовать.
Она явно была сбита с толку.
– Дело серьезное, – сказал я. – Пошли.
Вечер перешел в ночь еще до того, как я вернулся. Зверь ждал в подъезде, через улицу наискосок. У его ног лежал видавший виды моряцкий мешок.
Я вошел в свой подъезд, не глядя на друга, и захлопнул за собой дверь. Он выждал порядочное время, больше пяти минут. На лестнице было темно. Наконец он набрал код и вошел.
– Que tal? – спросил я.
– No, nada. – Никто, значит, не шел за ним. – Что случилось? – спросил он, приведенный в ярость моим внешним видом. По телефону я ему почти ничего не сказал.
Пока мы шлепали по лестнице, я рассказал ему все, несвязно и бестолково. Он остановился перед входной дверью и внимательно осмотрел замки, из них действовал только тот, что с защелкой. Но это замок из тех, что смышленые ребята в детском садике открывают столовым ножиком.
– Высверлены, – сказал Зверь. И показал на патентованные замки. В самом деле, высверлены, чистенько и аккуратно. – Такие замки не открыть с отмычкой. Их надо сверлить.
– С отмычкой, – повторил я автоматически.
Мы обошли квартиру и осмотрели все комнаты. Девушка, что живет напротив, видно, уехала – ее окна были темны. Мы постелили Зверю на диване. Он приволок свой моряцкий мешок и начал в нем рыться. Сперва вытащил дробовик.
– Какого черта, – прошипел я.
Он протянул ружье мне. Красивое старое оружие. Оба ствола с гравировкой, приклад резной. Но стволы еще и обрезаны, а приклад укорочен, так что осталась только рукоятка. Все это смахивало на старинный пистолет кавалериста.
– Соль.
Зверь держал в руке два толстых красных патрона.
– Здесь крупная соль, не дробь. Очень мало пороха. Я сам заряжал. Это не опасно.
Я покачал головой.
– Что там еще у тебя?
Он сверкнул улыбкой и засунул руку в мешок. Мягкий, но увесистый линек и facon, длинный кривой нож. Аргентинские ковбои пользуются им как домашним инструментом – кроме субботних вечеров, когда он служит другой цели. Ну ладно, линек. Но facon?
– Нет, – сказал я. – Этого не надо. Я не хочу, чтоб ты оказался в тюрьме за непредумышленное убийство.
Он смотрел на меня сердито, но только какую‑то секунду. Потом сунул нож в мешок и задвинул его под диван. Обойдемся ружьем с солью и линьком. Обычная неделя для Зверя.
Мы долго сидели за столом на кухне, пили пиво, ели бутерброды и беседовали. Когда говорить было больше не о чем, молчали. Под конец Зверь улыбнулся своей белозубой улыбкой, которая заставляет чувствовать, что он тебя видит насквозь.
– Кармен, – сказал он, – вот твоя большая проблема.
Конечно, кивнул я, но на всякий случай спросил:
– В каком смысле?
Он развел руками:
– Ты будешь действовать как практик? Или как... – Его ресурсы шведского иссякли. – Un caballero, un hombre de honor?
– Человек чести, – перевел я. И отрезал: – Я буду действовать по‑деловому!
Его улыбка стала еще шире, еще язвительнее.
– По‑деловому? Такое намерение исключает честь.
– Бывают и честные деловые люди, – раздраженно отозвался я.
Зверь не смотрел на меня. Он сворачивал сигарету.
– Твой анализ слабый. Твой честный деловой человек – это разве не... anacronismo?..
– Да, – сказал я.