Весь этот набор аргументации стал основанием для дальнейших действий Вашингтона в регионе Персидского залива и Среднего Востока.
1.4. Усиление тенденции жестких форм вмешательства в региональной политике США на БСВ
Оценивая в целом политическую ситуацию 80-х годов на БСВ, и в том числе в Персидском заливе, следует отметить, что здесь усилились тенденции жестких форм во взаимоотношениях местных государств и стало интенсивно нарастать многостороннее вмешательство, особенно военное, США и их союзников в дела региона.
На основе новых ориентиров американской политики на Среднем Востоке и Персидском Заливе, сформулированных президентами США в конце 70-х – начале 80-х годов, все силовые, дипломатические и финансовые ведомства США (Пентагон, ЦРУ, Государственный департамент, министерство финансов, торговли и другие министерства, связанные определенными функциями с регионом) приступили к выполнению задач по усилению американского присутствия в регионе. Так, здесь расширился контингент военных специалистов и военной техники, включая разведывательного назначения, в «дружественных» странах; в воды Индийского океана вблизи выхода из Залива вошли на патрулирование дополнительные военные суда США и Великобритании; представители секретных служб и дипломаты стали проводить активную работу по настрою правящих кругов и общественности аравийских стран против Ирана и Афганистана.
Президент Р. Рейган еще более ужесточил американскую позицию в отношении ситуации в Персидском заливе и на Среднем Востоке. Так, Белый Дом сделал официальное заявление: «Нынешнее развитие Ирана становится одним из двух (наряду с опасностью вспышки очередной арабо-израильской войны) спусковых боевых механизмов на Ближнем и Среднем Востоке для ядерной конфронтации между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки».[9]
Политологи же международного Института стратегических исследований, обосновывая позицию президента, отмечали в книге «Безопасность Персидского залива: внутренние политические факторы»: «Для восстановления в Заливе баланса международных сил, необходимо быстрое наращивание в нем мощи Соединенных Штатов Америки и Запада».[10]
Официальную позицию о действиях правительства по Ближнему и Среднему Востоку представил госсекретарь С. Вэнс, выступая в Комитете по иностранным делам Сената США 20 марта 1980 года: «Во-первых, США гарантировали независимость и территориальную целостность всех государств БСВ и ЮЗА от Египта до Индостана, включая право Израиля на мирную жизнь в безопасных и признанных границах; во-вторых, в связи с советским вторжением в Афганистан, усиливаются вооруженные силы США в Индийском океане и расширяются поставки соответствующего военного оборудования и снаряжения для союзных режимов в Персидском заливе; в-третьих, в новой политической и военной ситуации в Персидском заливе и Афганистане был введен принцип: мы имеем долю игры, наши союзники – долю, и наши противники – долю (в этой игре США осуществляют совместные действия с дружественными режимами для отражения агрессии СССР, а также со стороны других стран)».[11]
Далее госсекретарь углубил мысль о возможных действиях США: «В случае любой коллизии в Персидском заливе будут предприняты все необходимые меры, включая и применение вооруженных сил».[12] Следовательно, Вашингтон включил военный фактор в набор своих действий в этом регионе.
В аспекте воздействия на международные отношения внутри региона новая американская стратегия сводилась ко всемерному стимулированию процесса формирования новых узлов местных межгосударственных противоречий. Последние же открывали для США и НАТО удобное поле для широкого вмешательства в дела Залива.
Узлы противоречий строились на основе трех полюсов политического противостояния – это:
1) Демократическая Республика Афганистан;
2) Исламская Республика Иран;
3) восточно-аравийские государства, а также во многом сотрудничавшая с ними, в силу сложившейся у нее специфической внешнеполитической ситуации, Республика Ирак.
Тактика Запада заключалась в поддержании атмосферы всемерного обострения противоречий между ними, с одной стороны, и в препятствовании любым поползновениям к развитию сил взаимодействия между полюсами, с другой.
Эта политическая линия действовала до окончания ирано-иракской войны, но полностью была обновлена уже на рубеже 80–90-х годов – после вторжения Ирака в Кувейт и падения авторитарного правления НДПА (ПОА) в Афганистане, когда возникла потребность ее серьезного пересмотра.
Как действовали США и их европейские партнеры, реализуя указанную политическую линию, в Заливе в 80-е годы?
Прежде всего следует сказать, что она не представляла собой жесткий первоначальный штамп, рассчитанный и утвержденный на основе политических данных региона рубежа 70–80-х годов, для того, чтобы всецело оперировать им на протяжении всего десятилетия. Да, принципы политики, заложенные в ней, были неизменными, но сама тактическая схема внутри была гибкой и корректировалась, а также дополнялась, в зависимости от появления новых обстоятельств в международной жизни Персидского залива.
Ее конкретные действия прослеживаются как в общей политической ситуации региона, так и в отношении отдельных государств. В частности, ее применение наиболее ярко можно проследить на примере Исламской Республики Иран.
1.5. Обострение взаимоотношений между США и Исламской Республикой Иран
В 80-е годы для Запада второй крупной негативной проблемой (после Демократической Республики Афганистан) выступала Исламская Республика Иран. Хотя, в отличие от установившейся в Кабуле промарксистской власти, в Тегеране восторжествовали представители шиитского духовенства, провозгласивших ИРИ, и сохранивших в народном хозяйстве частное предпринимательство наряду с действием государственного сектора в ряде ведущих отраслей, вместе с тем в исламском радикализме новых исламских властей США увидели большую опасность для своих интересов, а также для умеренных аравийских режимов. Более того, новая иранская идеологическая доктрина, основанная на радикальном шиизме, имела антизападный, особенно антиамериканский, настрой. На последнем аспекте следует остановиться более подробно, так как здесь и заключается ответ, почему США стали проводить в отношении Тегерана жесткую враждебную политику. Она весьма быстро проявилась в таких глобальных формах, как арест иранских авуаров в американских банках, в установлении тотальной блокады торгово-экономическим американо-иранским отношениям, в организации политической обструкции исламского режима и вооруженного противостояния с Ираном в Персидском заливе.
Примечания
1
История Афганистана. М., 1982, с. 332–333; Демократическая Республика Афганистан // Справочник. М., 1981. С. 52.
2
Kuwait times. 16.07. 1987.
3
Soviet and American relations with Pakistan, Iran and Afghanistan. – L., 1987. P. 224.
4
The security of the Persian Gulf, Groom Helm. L., 1971, p. 73.
5
The Persian Gulf, are we commited? At what cost?: A dialogue with the Reagan administration on US policy. Congress of the US. Washington: Government printing office, 1981. P. 10.
6
Как отметил госсекретарь С. Вэнс в Сенате Конгресса США, «религиозный фундаментализм, ставший главной политической силой Ирана, не только оказал давление, влияние на переориентацию политического мышления в регионе Ближнего и Среднего Востока, но и открыл путь для появления других антизападных форм противоборства (религиозного экстремизма, политического и экономического противостояния между Югом и Севером, в ОПЕК, ООН и т. д.)». (UN, Security Council. Official records: …2543-th… 29.05.1984. N.-Y., UN. P. 3.)