Какое-то время ему удавалось прятаться за гориллоподобной женщиной в черном бомбазиновом платье и наблюдать, как Шарлотта с генералом переходят из зала в зал, разговаривая и притворяясь, что рассматривают экспонаты, которых даже не замечали. Миссис Питт знала о шантаже и об убийстве и настроилась бороться за своего друга. Телман уже видел ее такой – может быть, не настолько возбужденной, – но он знал ее способность полностью отдаваться тому, что волновало ее в настоящий момент.
Время от времени они переходили к новой витрине, и ему приходилось притворяться, что он погружен в изучение того, что оказывалось к нему ближе всего. Понятно было, что человек, не рассматривающий экспонаты в музее, мгновенно вызовет подозрение.
В какой-то момент полицейский оказался перед экспонатом, о котором на маленькой табличке рядом с витриной было сказано, что это орнамент из Ассирийского дворца, сделанный в VII веке до Рождества Христова. Ему пришлось напрячь все свое воображение, чтобы представить себе, как могло выглядеть все здание. Размеры его произвели на Сэмюэля неизгладимое впечатление. Должно быть, дворец был просто великолепен. Вот только произнести имя царя, который в нем правил, было решительно невозможно. Странно, но музей заинтересовал инспектора. Однажды он сюда еще вернется, когда у него будет побольше времени. Может быть, даже вместе с Грейси.
А теперь надо идти за Шарлоттой и генералом, а то он почти их потерял.
Телман начинал понимать, почему миссис Питт принимала все происходящее так близко к сердцу. Ведь Балантайн совсем не походил на тот образ, который полицейский создал для себя. А это значит, что он был не прав и ошибся почти во всем. И если он мог настолько ошибиться в своей оценке генерала, то что же говорить об оценке всех остальных надменных представителях привилегированного класса, которых он ненавидел и презирал?
И что тогда будет со всеми его теориями?
Каким же неучем и предвзятым человеком Сэмюэль вдруг оказался! Таким он точно не понравится Грейси! Ей не может понравиться вконец запутавшийся и злой на самого себя мужчина.
Телман развернулся и вышел из зала, а затем и из музея под жаркие лучи утреннего солнца. Ему надо было многое обдумать – все его мысли были в состоянии хаоса, так же как и его эмоции.
На таких решениях можно было заработать или потерять целые состояния. Например, обстановка в Африке была крайне нестабильной. Там, где речь шла о земле и золоте, сразу же появлялась масса людей, для которых жизнь ничего не стоила, не говоря уже о чести. В погоне за новыми землями, за возможностью проникнуть еще глубже в этот необозримый континент, такие люди, как Сесил Родс и другие, следующие за ним по пятам, привыкли мыслить категориями армий и целых стран. Жизнь отдельного человека ими в расчет не бралась.
Питт никогда не покидал пределов Англии, но он достаточно хорошо знал таких людей, чтобы понимать, что мужчины и женщины, находившиеся на самом передовом крае цивилизации, были окружены жестокой и часто внезапной смертью – или от ран, или от болезней, так как в жарком тропическом климате эпидемии были обычным делом. В этих экстремальных условиях, легко менявших понятия о добре и зле, было очень просто забыть о тех понятиях чести, которые все еще так ценились в Англии. Ставки были слишком высоки и не оставляли места для рассуждений на темы морали.
Суперинтенданту пришлось подать официальный запрос о встрече с Лео Каделлом, и только через два дня после его беседы с Парфенопой его допустили в кабинет Каделла в здании Министерства иностранных дел. Ему пришлось подождать в приемной около пятнадцати минут.
Наконец, когда Томас вошел в кабинет, Каделл встал из-за стола с выражением недоумения на худощавом лице. Его нельзя было назвать красивым, но черты его лица были правильными, а обычное его выражение было добродушным и, может быть, даже ласковым. Однако в тот день он выглядел усталым и раздраженным.