Начиналось все в духе классических дифирамбов: Кертиса Йеллера называли «гордостью школы». Ничего необычного: пав от пули белого копа, мучающие детей психопаты с ай-кью репы нередко превращаются в отличников. Очень в духе «Костра честолюбивых устремлений» Тома Вулфа. Однако та история пошла чуть дальше. Миссис Люсинда Элрайт, учительница истории, называла Кертиса «лучшим учеником» и парнем, у которого «никогда не было проблем с полицией», а учительница английского приписывала Йеллеру «необыкновенную тягу к знаниям и сообразительность», мол, он «был ей как сын», таких «один на миллион».
Обычная хвала в адрес погибшего?
Возможно, и так, но слова учителей подтверждала школьная статистика. У Кертиса ни одного серьезного нарушения, самая лучшая посещаемость в классе, а средний балл — 3,9 из четырех возможных. Педагоги чуть ли не хором твердили: Йеллер на насилие не способен. Миссис Элрайт винила во всем кузена Кертиса — Эррола Суэйда, мол, других причин просто не существует.
Откинувшись на спинку стула, Майрон смотрел на черно-белый постер с кадром из «Касабланки». Нацисты наступают, а пианист Сэм играет Богарту и Бергман «Серенаду солнечной долины». «Детка, здесь оставаться нельзя. Париж всегда будет с нами. Но ты должна сесть на самолет…» Интересно, юный Кертис смотрел этот фильм? Видел черно-белые слезы Ингрид Бергман в окутанном туманом аэропорту?
Достав из-под стола баскетбольный мяч, Болитар стал крутить его на указательном пальце. Ловкие руки вращали мяч под оптимальным углом, чтобы и с оси не смещать, и скорость не падала. Получилось размытое рыже-бурое пятно. Глядя на него, словно гадалка в хрустальный шар, Майрон увидел другой, параллельный мир, а в нем себя, молодого, полного сил, делающего точный бросок из трехочковой зоны в последнюю минуту матча. На этом образе лучше не зацикливаться, но он, не желая исчезать, занимал все воображение…
В кабинет вошла Эсперанса, села и стала ждать.
Мяч перестал вращаться, Майрон спрятал его под стол, а потом передал компаньонке статью:
— Вот, посмотри!
— Несколько учителей хвалят погибшего ученика, — сказала девушка, пробежав глазами текст, — и что такого? Наверняка журналисты половину переврали.
— Нет, это не просто пара обычных комплиментов. У Кертиса Йеллера не было проблем ни с полицией, ни со школьной администрацией, зато почти безупречная посещаемость и средний балл 3,9 из четырех возможных. А ведь наш парень из трущоб Филадельфии.
— При чем тут это? — пожала плечами Эсперанса. — Какая разница, кем был Йеллер, Эйнштейном или идиотом?
— Никакой. Просто еще одно несоответствие. Зачем мать Кертиса назвала сына негодным воришкой?
— Может, она знала больше учителей?
Спортивный агент покачал головой: перед глазами встала Диана Йеллер: гордая и элегантная, когда открывала дверь, но, стоило упомянуть погибшего сына, внезапно настороженная и недоброжелательная.
— Она солгала.
— С какой целью?
— Не знаю. По мнению Уина, ее подкупили.
— Мысль неплохая, — кивнула Эсперанса.
— Что, мать согласилась на взятку, чтобы покрыть убийцу сына?
— Почему бы и нет? — пожала плечами компаньонка.
— Ты веришь, что мать… — Майрон осекся. На лице Эсперансы полная невозмутимость — вот еще один человек, который всегда верит в худшее. — Задумайся над этой версией хоть на секунду! Кертис Йеллер и Эррол Суэйд среди ночи проникают на территорию элитного теннисного клуба. Зачем? Чтобы обворовать? А что красть-то? Время позднее, кошельков в раздевалке не найдешь. Так что они хотели унести? Кроссовки? Пару ракеток?
— Может, им стереоустановка понравилась, — задумчиво проговорила Эсперанса.