◦ Дефиниции из других словарей – прежде всего трех названных как обязательных и основных, но также и из других, уточняющих, дополняющих либо дающих то, чего нет в обязательных, в ряде случаев, там, где это необходимо, с примерами, иллюстрациями словоупотреблений в контекстах. Отсутствие информации из основных словарей при словарной статье, там, где это специально не оговаривается, может обозначать либо отсутствие в том или ином, иногда во всех трех словарях самого этого определяемого слова, либо (хотя значительно реже) избыточность его дефиниции, не вносящей ничего нового в то, что было представлено на материале других. Отсутствие информации из необязательных словарей ничего такого не предполагает, поскольку ее включение имело иной, уточняющий и расширяющий, а не репрезентативный, смысл.
◦ Для ряда слов, далеко не для всех и далеко не всегда последовательно – примеры более или менее устойчивых словосочетаний, редко других синтаксических единиц, с характеризуемым словом в составе. Задача подобного представления, в силу своей непоследовательности и неполноты, состояла не в том, чтобы показать типичные случаи устойчивых словоупотреблений (это не было целью предлагаемого словаря), а в том, чтобы отметить, тем самым, наиболее употребительные, активные и типичные лексемные единицы советского языка, имевшего, как и всякий язык, свой актив и пассив, свои ядро и периферию. Однако о различении и изучении того и другого можно было бы говорить в условиях и рамках специально посвященного этим вопросам исследования. В задачу данного словаря подобное не входило, автор не стремился также к тому, чтобы как-то одно и другое последовательно обозначить и выразить, однако для внимательного читателя это разграничение, следующее из представления, на эмпирическом и поверхностно-приблизительном уровне не составит труда. Подсказкой будет само описание. Слова массивно, подробно, разносторонне и многозначно представленные, слова, наиболее иллюстрируемые, имеющие наибольшее число производных и семантически близко связанных форм, определяемые в контексте типично советской оценочности и коннотациях, наконец, в дополнение к сказанному, те, которые, если не прямо, то актуально и по существу определяют ядро советского существования, – такие слова, очевидно, и будут словами ядра и актива. Разнесение того и другого, различение и разграничение ядра советского существования, ядра советской языковой картины мира и ядра, актива лексического состава советского языка, связанных между собой, но не прямо, не непосредственно, не симметрично, – такое распределение требует специальных усилий, исследований прежде всего теоретического, целенаправленного характера и на широком и полном материале, а не одной, отдельно взятой для представления, как в данном случае, оценочно-тематической группы слов.
Ряд словарных статей, однако также скорее репрезентативно, а не последовательно, включает описания значений устойчивых единиц с данным словом как компонентом. Делается это в том случае, если данная единица была устойчива, употребительна и предполагала какой-то, если не полностью собственный, то несколько специфический смысл, не прямо следующий из значения определяемого слова в его сочетании с другими словами состава либо требующий дополнительных объяснений: авантюрист и политический авантюрист, враг и враг народа, нарушитель и нарушитель границы, к примеру.
Поскольку советский язык представлял собой живую, подвижную, изменчивую во времени и социальном пространстве, форму, можно было бы даже сказать материю, употребления языка, задача описывающего в малом фрагменте эту материю словаря, а отсюда его особенности, несколько отличалась от общепринятых и привычных для лингвистических словарей. Коротко эти особенности можно было бы обозначить следующими позициями (отчасти при таком обобщении придется кое-что из ранее сказанного повторить):
1. Статьи словаря не содержат, как правило, если это существенным образом не влияет на употребление данного слова и его смысл, примет грамматического характера. В ряде случаев также субстантивируемые и не всегда субстантивируемые прилагательные, использовавшиеся для обозначения человека, описываются в общем ряду существительных (бывших основой для описания в словаре), без специального обозначения, когда и в каких случаях они используются как субстантивированные. Предполагалось, что для поставленных в словаре задач такое разграничение не настолько важно, чтобы уделять ему специально внимание, а различение будет следовать из описаний и приводимых примеров, цитируемых по другим словарям.
2. Учитывая указанные особенности советского языка, для более адекватного представления пришлось применить ряд помет, не типичных и не общепринятых (наряду с общепринятыми), имеющих отношение к характеристике сферы и формы употребления слова, а также особенностям его коннотации и оценки. Автор не претендует при этом на точность и основательность в этом вопросе, требующем серьезного и отдельного изучения, видя свою задачу лишь в том, чтобы обозначить, скорее в рабочем порядке, и дать понять, что то или иное словоупотребление следует как-то так, а не иначе, типичным, но, возможно, что далеко не единственным, образом воспринимать. Ряд из этих помет поэтому требует объяснения.
Помета общеразг. (общеразговорное) отмечает, что данное слово в его советском употреблении не является специфичным в отношении функциональных и узуальных своих предпочтений. Оно могло использоваться как в официальных средствах массовой информации и пропаганды, так и в речи представителей советского общества, не специально привязываясь к какой-то его социальной группе. Иными словами, помета обозначает что-то вроде лексемы общеупотребительной. Но, поскольку советский язык не был единственной формой общения для советских людей, а был языком особого, специфическим образом, советской идеологией пропитанного, оценочно-речевого словоупотребления, т. е. узуса близкого к разговорности, к стихии подвижного, коммуникативно отмеченного, функционирования (даже в книжно-письменной, оценочно категоричной, экспрессивно усиленной и окрашенной, форме своей), постольку уместнее показалось эту особенность подчеркнуть пометой, специально для этого предназначавшейся.
Пометы оф.-проп. (официально-пропагандисткое) и разг.-проп. (разговорно-пропагандисткое) различают не только возможных две сферы употребления – в книжно-письменном, публично-ораторском и прокламационном либо обиходно-разговорном и более непосредственном варианте (если понятие непосредственности применимо, но, видимо, применимо, во всяком случае к языку агитации и пропаганды), – но и характер, точнее регистр, тон, коннотации и оценки. Приподнято-обличающий, скажем так, наряду с какими-то также другими, но верхнего, не нижнего тона, и откровенный, прямой, заниженный, возможно резкий и грубый, тяготеющий к просторечности, разговорности.
Особого внимания требуют еще две пометы – разг.-спец. (разговорно-специальное) и разг.-сред. (разговорно-средовое). Первая отмечает предпочтительное употребление данного слова в какой-то сфере – производственной, партийно-бюрократической либо какой-то иной, представление о которой легко выводится из описания его значения (или значений). Вторая помета обозначает, что предпочтительно либо единственно и в основном данное слово употреблялось в какой-то среде – интеллигентской, студенческой, диссидентской (?), каких-то компаний и неформальных групп. Уточнение, какой из них именно и одной ли из них, не всегда можно было бы получить из предлагаемого описания. Разработка сложного социолингвистического вопроса коммуникативно-средового распределения (пересекающегося и взаимодействующего) никак не могло входить в число разрешаемых нами задач, оставляя все это общему представлению и языковому чутью.