Наконец он снова взглянул на труп.
Это был Келестин, подручный аптекаря, Симон уже осматривал его два дня назад. За это время окоченение спало, и в тех местах, куда подтекла кровь, расползлись фиолетовые пятна. Но шишка на затылке еще хорошо прощупывалась. Симон не сомневался, что неизвестный сначала ударил послушника, а затем утопил.
Не обнаружив ничего нового, лекарь откинул второе покрывало. Он уже более-менее свыкся со зловонием, но при виде мертвого Виталиса покрылся испариной. Такой красивый когда-то подмастерье теперь выглядел так, словно побывал в когтях самого Цербера. Голова повернута под неестественным углом, кожа на спине и ногах обуглилась, а правая рука обгорела настолько, что несколько пальцев, судя по всему, отвалились. От трупа и сейчас исходил едкий запах гари.
Симон задавался вопросом, что за сила способна была породить такое пламя. Лет десять назад он уже видел труп казненного на костре преступника, но тогда тело, съежившееся до размеров детского, обгорело равномерно и полностью. А здесь огонь бушевал, по всей вероятности, лишь на спине, ягодицах и задней поверхности бедер. Симон склонился над трупом и постучал пальцем по твердому черному мясу.
Вдруг он насторожился: в нескольких местах к коже пристал белый порошок, происхождение которого лекарь объяснить не мог. Он поскреб его ногтем и поднес несколько крошек к носу; поморщился с отвращением. Порошок пах гнилым чесноком.
Что, если и вправду колдовство? Возможно ли нечто подобное?
Ощупав еще раз обугленную местами голову, Симон обнаружил через некоторое время трещину на затылке, примерно в том же месте, что и у бедного Келестина. Что, если и Виталиса ударили тем же способом? Или он ушибся при падении? А может, этот удар убил послушника прежде, чем его охватило это дьявольское пламя?
Только Симон собрался внимательнее осмотреть рану, как факел выпал вдруг из трещины и упал с шипением на пол. Последняя вспышка озарила своды, и в погребе воцарилась кромешная тьма.
– Черт!
Симон ухватился за стол, чтобы не потерять чувство пространства, задел рукой холодное тело Келестина и невольно отпрянул. Отступил на шаг, споткнулся и сильно ударился головой о бочку. Грохот разнесся по подвалу, после чего снова воцарилась полная тишина.
Фронвизер почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Он не сомневался, что и без факела смог бы отыскать выход на поверхность. Но при мысли остаться в темном погребе наедине с двумя трупами ему стало немного не по себе. Симон осторожно поднялся и уже двинулся ощупью к выходу, но в следующий миг застыл на месте.
Один из трупов светился.
От тела юного Виталиса исходило странное зеленоватое свечение. Очень слабое, как у светлячка, и все же оно окутывало труп зловещим сиянием, при виде которого у Симона волосы встали дыбом.
Скованный страхом и вместе с тем очарованный, Симон не мог отвести взгляд от светящегося трупа, как вдруг по другую сторону стола что-то громыхнуло. Словно где-то в недрах горы пробуждался каменный голем.
Для молодого лекаря это оказалось слишком. Он отступил на пару шагов, затем развернулся и бросился, объятый ужасом, к выходу. Снова что-то стукнуло. Симон споткнулся, тут же вскочил и врезался головой в дверь. Не чувствуя боли, он отчаянно шарил в поисках ручки, а отыскав ее, выскочил наконец к лестнице: сверху блекло струился лунный свет. Обернувшись напоследок, он снова увидел свечение в глубине подвала, после чего устремился к поверхности и не останавливался до тех пор, пока не оказался возле пивоварни – под усеянным звездами небом.
Он вернулся в мир живых.
Симон чувствовал, что нельзя так сразу возвращаться к Магдалене и детям, для начала следовало хоть немного упорядочить мысли. Он с удовольствием выпил бы сейчас чашку любимого кофе, но в местном трактире этого восточного напитка пока, к сожалению, не знали. Кроме того, Симон не имел ни малейшего желания встретить там бургомистра Земера и его сынка.