На остановке со скрежетом останавливается автобус, мимо катится толпа. Кто-то пребольно толкает меня в спину. У витрины останавливаются женщина с девочкой. Девочке лет четырнадцать, на ней узкие джинсы и коротенькая блузка.
— Есть новости об Эмме? — спрашивает она.
— Не знаю.
— Просто позор, — отзывается мать. — Каждый день на Среднем Востоке умирают сотни детей, а здесь твердят об одной этой девочке, и все потому, что малышка хорошенькая и вдобавок американка.
Качает головой и берет дочь под руку. Обе идут прочь, помахивая сумками.
Захожу в магазин и включаю звук одного из телевизоров. Шериф находится в Морро-Бэй, в четырех часах езды к югу отсюда. За ним стоит живая цепь полицейских, которые стараются держаться за рамками кадра. Какой-то краснолицый мужчина с редкими прядями волос, зачесанными поперек лысины, делает шаг вперед, якобы поправить микрофон, но даже дураку ясно, что он просто хочет подойти ближе к камере.
— Поступила новая информация по делу об исчезновении Эммы Болфаур, — объявляет шериф. Меня охватывает ужас, потом паника — сердце колотится, под черепом нарастает тяжесть, — затем появляется робкая надежда, и все это за одно мгновение, пока я стою и жду продолжения.
— Сегодня в полдень в полицейский участок пришла женщина, назвавшая себя Лизбет Болфаур, мать пропавшей девочки. У нас есть доказательства того, что она действительно та, за кого себя выдает. Послушайте обращение Лизбет, а затем я отвечу на вопросы.
Уходит несколько секунд на то, чтобы это переварить. Сначала накатывает радость, а потом сомнение. Почему сейчас? Почему по истечении столького времени Лизбет выбрала этот момент для эффектного появления?
Шериф откашливается и отступает. Люди в форме сдают в сторону, и к микрофону выходит женщина. Нет, не так я представляла себе мать Эммы. Она мало похожа на свою фотографию, сделанную почти семь лет назад. Опираясь на рассказы Джейка, я ожидала увидеть наркоманку с запавшими глазами, невнятной речью, спутанными волосами и следами бурной ночи на лице. Ничего подобного. Она среднего роста, полноватая, одета в стильное синее платье, темные волосы со вкусом уложены.
— Меня зовут Лизбет Далтон, — произнесено отчетливо, с паузой и явно отрепетированной улыбкой.
Красная губная помада, жемчужные серьги, нитка бус, которая не сочетается ни с платьем, ни с сережками. Это типичная домохозяйка из пригорода, смуглая, по-своему привлекательная, маленькая, с прямым носом. Пытаюсь вообразить Джейка рядом с ней, но тщетно. Что он в ней нашел? Что у них могло быть общего?
— Я мать Эммы. Узнала об этой ужасной трагедии только вчера, когда мне сказали, что мой муж… прошу прощения, бывший муж… участвовал в ток-шоу «Сегодня».
Знаю, она лжет. Исключено. Невозможно все это время жить в Морро-Бэй и ничего не слышать об Эмме. Все телеканалы только это и передавали.
Лизбет щупает сережку. Вдруг вспоминаю, что у меня есть точно такие же — Джейк преподнес, когда минуло полгода со дня нашего знакомства. Очень милый подарок, но я редко их носила; подобного рода украшения — символ женственности — всегда предпочитала моя мать. А если Джейк подарил такие серьги и Лизбет? Чувствую себя дурой. Интересно, какие еще подарки он продублировал?
Ишь ты, улыбается; на щеках появляются ямочки. Сходство между ней и Эммой потрясающее — та же форма носа и губ.
— И тогда я решила прийти сюда и попросить похитителя, кто бы он ни был, вернуть Эмму. Пожалуйста. Эмма, если ты меня слышишь, знай, мама любит тебя, золотце, и молится. Мы все хотим, чтобы ты вернулась.
Это говорит женщина, которая некогда уехала на курорт, одна, оставив пятимесячную дочь. Женщина, три года назад бросившая мужа и ребенка и с тех пор не удосужившаяся хотя бы позвонить.