И, если бы какой‑нибудь извращенец вздумал воплотить в жизнь свои больные фантазии, к его услугам там были километры темных аллей и пустых автоэстакад, под которыми можно похоронить тело маленькой девочки, завалив грудами старых покрышек и разбитого стекла.
На четвертый день полицейские и свободные от дежурства пожарные, вызвавшиеся участвовать в поисках, почти потеряли надежду найти Марину живой, но решили найти ее тело. В этот день я возвращался после смены из Брокса с командой пожарных на машине с выдвижной лестницей. Когда мы ехали по Мермейд‑авеню к Морским воротам, я вдруг машинально посмотрел вверх. Наверное, от усталости мои глаза просто закатились вверх.
Я ударил по тормозам и выскочил из машины. Когда двое пожарных тоже выскочили следом и увидели, на что я показываю пальцем, они закивали головами. Я поинтересовался, как много на Кони‑Айленде старых деревянных резервуаров для воды на крышах. Мы решили проверить все и нашли Марину Консеко на дне пятого резервуара в пятнадцатисантиметровом слое воды, но живую! Ей проломили череп, правая нога и левая лодыжка были сломаны. Она была в шоке и страдала от переохлаждения. Ее насиловали в течение двух дней и бросили в резервуар умирать. Но, как сказала ее семья, Марина была упрямой девочкой и не собиралась потакать мучителям.
Находка этой девчушки была единственным выдающимся поступком, который я совершил за все время службы. При других обстоятельствах я бы получил жетон за ее спасение, но я не желал делать карьеру на несчастье, к тому же мне просто повезло. Хватит с меня и медали, которую я получил. Один гений из моего участка стал называть меня трюфелем, но я сообщил ему, что трюфели – это грибы, которые ищут свиньи, и прозвище не прижилось (кстати, значение слова я узнал из кулинарного телешоу).
– Эй, – Рико жестом успокоил меня, – Анджела – кузина моей жены. Она такая же суеверная, как я. Я рассказал ей о том случае с пуэрториканским ребенком, и она…
– Послушайте, мистер Малоуни… – Я покачал головой. – Искренне сожалею о вашем сыне, но, думаю, мой приятель Рико надул вас. Я нашел девчушку шесть лет назад, и это было случайное везение.
– Везение, мистер Прейгер, это все, на что нам остается надеяться, – согласился он.
– Но…
– Послушайте, Прейгер, – он оставил церемонии, – у меня нет ни времени, ни настроения для торговли. Я знаю, вы любите поторговаться, и, если бы все зависело от меня, я бы никогда не связался ни с одним из вас.
Рико закрыл лицо ладонями. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что имел в виду Малоуни. Если бы я вырос в другую эпоху или не был полицейским, я, возможно, продемонстрировал бы Фрэнсису Малоуни мой удар левой. Но расизм в Полицейском управлении Нью‑Йорка – это олимпийский вид спорта, и я привык, как и все остальные. Наверное, мне следовало уйти. Но я не ушел.
– Вы всегда так очаровательны, когда просите у кого‑то помощи? – спросил я спокойно.
– Если бы не ваше племя, – продолжил он наставительно, – у этой страны не было бы проблем с ниггерами. Но сейчас мне плевать. Я бы поцеловал вашего раввина в зад, если бы это могло облегчить горе моей жены.
Этот человек был невоспитанным, грубым кретином, но он меня заинтриговал.
– Вот что я предлагаю, – заключил он. – Рико сказал, что вы с братом хотите купить винный магазин в городе, но у вас не хватает денег.
– Да, это так.
– Если вы поможете мне и добытая вами информация поможет выяснить местонахождение мальчика, вы получите свободное от налогов вознаграждение, – он дотронулся указательным пальцем до носа, – в размере платы за магазин. Во‑вторых…
– Подождите! Подождите! Послушайте, я не следователь.