Картинка за картинкой. Мы с Элпью скоро вернемся, и вы расскажете, что вам удалось вспомнить.
— Меня повесят за это убийство. — Он стиснул железные прутья решетки и прижал к ним лицо, чтобы прошептать: — Повесят за несколько нечестно заработанных гиней!
— Что это за гинеи? — Графиня задумалась. Торговлю имбирными коврижками вряд ли можно было отнести к незаконному труду.
— За сколько? — Элпью протиснулась достаточно близко, чтобы ощутить исходившую из недр тюрьмы горькую вонь, которая на улице смешивалась с прохладным ночным воздухом.
— Не за столько, чтобы умереть.
Внезапное движение среди заключенных переместило Верниша вдоль решетки, и его лицо уткнулось в черную от грязи боковую стену.
— Приведите ее сюда.
— Кого? — Элпью поняла, что сейчас услышит.
— Вы знаете кого... — Валентин Верниш протянул сквозь решетку руку и схватил графиню за локоть. — Бекки! Смуглую Бек! Она должна признаться. Приведите ее ко мне. Расскажите ей о моем положении. Теперь только она может мне помочь...
Человеческое море опять взволновалось, и лицо отчаявшегося Верниша исчезло в толпе.
— Подумать только, хладнокровная убийца жила с нами под одной крышей.
— Сказать по правде, миледи, мы же все время ее боялись.
— Да. Кроме Годфри, который, по-моему, в нее влюбился.
Они свернули на Джермен-стрит и расплатились с мальчиком, которого наняли проводить их с факелом до дома.
— Мы должны потратиться на хороший, солидный фонарь, Элпью. — Графиня поежилась, идя по холлу. — Эти факельщики разорят нас своими ценами.
— Беда в том, что, куда бы вы ни отправлялись днем, вам придется брать с собой эту пыльную штуковину, — заметила Элпью, открывая дверь в кухню. — Надеюсь, Годфри ждет нас с дымящимся горячим ужином.
Годфри сидел за пустым столом, скалясь на них своими новыми сверкающими зубами.
— Годфри? — позвала Элпью, оглядывая котелки над огнем, словно знак возвращения Ребекки.
— Что теперь на тебя нашло? — Графиня уселась напротив старика. — Ты неспроста надел эти зубы.
Годфри издал странный булькающий звук. В руке он сжимал клочок бумаги.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — Графиня потянулась к записке, но Годфри отдернул руку. — Выкладывай, приятель, — приказала она.
Элпью, стоя у очага, заглядывала в пустые котелки.
Годфри издал новый звук, на этот раз похожий на слабый стон. Наконец он вытащил изо рта зубы, забрызгав стол нитками слюны.
— Чума на них. — Он бережно положил фальшивые челюсти на колени. — С ними во рту ничего толком не скажешь.
— Ну? — прикрикнула графиня. — У меня судороги начинаются, Годфри, когда ты сразу не говоришь, в чем дело.
— Она хочет меня видеть.
— Кто?
— Ребекка.
— Ребекка! — Элпью уронила крышку, и та с грохотом покатилась по кухонному полу и остановилась, наткнувшись на дверь буфетной.
— Ребекка была здесь?
Годфри кивнул:
— Она просунула записку под дверь.
— Дай мне посмотреть. — Графиня протянула маленькую пухлую ручку. Годфри подал записку через забрызганный слюной стол. Графиня прочла вслух: — «В десять часов. Пруд Розамунды. Р.».
Элпью ахнула:
— Пруд Розамунды!..
— Элпью, ты становишься похожа на помесь нового механизма в водопроводе и актера, повторяющего свою роль. Постарайся сохранить хоть немного достоинства в трудных обстоятельствах. — Графиня внимательно посмотрела на Годфри. — Здесь нет подписи. Откуда ты знаешь, что это от нее?
— Была еще одна записка.
Элпью разинула рот.
— Еще одна записка?
— Элпью! — Снова повернувшись к Годфри, графиня заговорила мягко, словно с умственно отсталым ребенком: — Когда принесли вторую записку?
— О.